Дзен московского олигарха

– Занимай спальню. Я в комнате. Ванная прямо по коридору и налево. В шкафчике полотенца, шампунь, – дал ц.у. и скрылся в кухне.

Варвара быстро умылась и, пройдя в комнату, нырнула под одеяло. Но сон не шел. В начале прислушивалась к его шагам, шуму воды в ванной, тихому разговору по сотовому. Потом все стихло.

Шум дождя за окном, шелест воды по подоконнику, тихое шептание ветра.

Тревога захлестывала. Ледяным обручем сдавила легкие, выжимая из них воздух. По капле, подкрадываясь к горлу, сдавливая его липкой рукой.

Окровавленное тело. Вывернутые неестественно руки, сожженные подушечки пальцев. Мертвое лицо повернулось к ней. Черные безжизненные губы прошептали:

– Завтра…

Варя закричала, вырываясь из сонного бреда. Подскочила.

Все тихо. Привычно шелестит дождь за окном. Только теперь в его голосе слышался мертвенный шепот, предупреждение.

Соскользнула с кровати, ощупью, держась за стену вышла в коридор.

Справа дверь в ванную. Слева светлели два проема, гостиная и кухня.

Варвара сделала несколько шагов вперед и замерла в проходе. Мучаясь неловкостью, сделала следующий шаг и оказалась нос к носу с Глебом:

– Ты чего не спишь? – прошептал жестко.

Горячая ладонь легла на ее обнаженные плечи, нырнула под волосы, заставила запрокинуть голову. Прямой взгляд, как фонарь на тесной лесной дороге. Она ухватилась за него, потянулась как мотылек к огню.

Десять.

Полшага вперед.

Один поцелуй. Несмелый. Неловкий. Угодил даже не в губы, а в уголок рта. Мазнул по мягкой щетине.

Варя невесомо коснулась пальцами покрытого татуировкой плеча. На мгновение замерла, запоминая чувство головокружительной близости, невысказанного признания и брошенного в пустоту обещания. Его запах горьковато-холодный, дымный, сводящий с ума. Его сила и уверенность – они покоряли, заставляли примерять их на себя, кутаться в них, загораживаясь от опасности.

Он не ответил на поцелуй. Только ладонь на ее затылке потяжелела. И взгляд стал пронзительнее, ярче. Впервые он смотрел на нее так, не отводил и не прятал взгляд, впервые она могла прочитать, что в нем таится. Могла прочитать, но понять – нет.

Она слышала, как учащенно бьется его сердце, срывается дыхание. Погибала в светло-серой глубине, в очертании губ, надежности плеч.

Пальцы на затылке ожили, перебирая мягкие пряди. Скользнули к плечам, будто невзначай зацепив тонкие бретельки топа, потянули их вниз. Погладили острую ключицу. Снова вернулись к шее, обхватили ее ласково. Большой палец задумчиво скользнул по девичьим губам, погладил дразня, изучая. Считывая, как открытую на первой странице книгу.

Девушка прикрыла глаза, медленно выдохнула, избавляясь от скреп.

Будь как будет.

Покорно опустила руки.

И он почувствовал это. Привлек к себе.

– Что же ты делаешь со мной, – прошептал в губы, и прежде, чем она успела ответить, поцеловал.

Нет, не так ослепляюще-жарко, как тогда, в лесу.

И не так зло, как в ее спальне в доме Толмачева.

Долгий. Трепетный. И голодный поцелуй. Он овладевал ею тягуче-медленно, проникая глубже. Под кожу. Растекаясь томительным жаром по венам. Продлевая каждое мгновение бесконечно. Подхватывая его, словно фокусник – брошенный в воздух шелковый платок.

Ее мир, впервые окрашенный неведомыми чувствами, рассыпался под его пальцами калейдоскопом огней.

Подхватив девушку на руки, отнес ее в спальню. Неторопливо опустил на кровать. Она была крошечная, эта девочка, что трепетно ждала его ласку, нежная, неопытная и ранимая. И он боялся сломать ее. Боялся проснуться рядом с ней и понять, что больше нет той, которая сводила с ума ведьмовским взглядом, острым как лезвие бритвы, темным и неспокойным, как омут. Боялся, что увидит в них обиду и разочарование. Ведь он – взрослый, опытный и знающий. И именно он должен сейчас остановиться.

Он шагнул назад.

Словно прочитав его мысли, Варвара привстала на локтях, позвала тихо:

– Глеб. Не уходи. Просто будь со мной.

Девичьи руки тянулись к нему, ведьмовские омуты затягивали, подавляя болотной зеленью волю, блеском манящим и лихорадочным, вытесняя последние ноты разума, которые еще оставались в его голове.

Ее запах волновал.

От ее наивности срывало голову.

Ее желание побеждало.

– Ты жалеть потом будешь, – прошептал, будто извиняясь.

Она встала на колени, привлекла к себе так, будто уже владела им, властно и горячо. И вернула поцелуй. Тот, что из леса, и другой, злой и жадный, за который он себя больше всего винил.

И больше его не осталось.

Губы сплелись в жадном поцелуе, руки обнимали хмельно и тягуче, опутывали лаской, покоряя волю, сплетая судьбы.

Нежный изгиб шеи, ее жаркое дыхание, от которого подкашивались колени.

Она вздрагивала от его прикосновений, открывалась трепетно и доверчиво. Шла следом за ним, будто над пропастью за канатоходцем и смотрела в глаза. Он ловил ее истому, цеплялся за ее желание, как за путеводную нить, с наслаждением улавливая, как эта девочка становится оголенным нервом. Его оголенным нервом. Когда сердцебиение одного оказывается сердцебиением другого, когда каждое движение – это шаг навстречу.