Дзен в большом городе

«Ну скажи, что все ок, что ты сейчас его вытащишь!» — молила я.

— Там видно будет, — уклончиво ответил он.

— Я должна знать, — покачала я головой.

— Послушай, ты мне надоела. Помолчи и не говори глупости, ладно?

Я замолчала, ошеломленная такой грубостью. Просто не нашлась, что ответить, как-то не была я еще в таких ситуациях.

Порыв ветра налетел внезапно, продул меня насквозь, бросил в лицо горсть опавших листьев.

А еще он принес ледяной и вкрадчивый шепот:

«Не тронь мое…»

Глава девятая

К Женьке нас попытались не пустить. И время было неприемное, и вообще к нему пускали только родственников, коими мы не являлись.

«То, что ты невеста — у тебя на лбу не написано, много вас тут таких ходит!», — объяснила мне неприветливая усатая тетенька. Пришлось рассовать взятки.

Вскоре мы уже стояли около тела Женьки. В крошечной палате еле помещалась кровать, на которой он лежал, опутанный проводками капельниц.

Это было именно тело. Пустая оболочка. Холодная, неподвижная. Неживая. Черты лица заострились, иссушились, словно кто-то отжал из кожи влагу и лишил красок. Казалось: тронь — и на пальцах останется след серого пепла.

— Женечка…, — оторопело прошептала я.

— Черт! — Алекс рывком снял куртку, сел прямо на пол около кровати и велел мне: — Магдалина, прикройся ветошью и …

— Не отсвечивай, поняла.

— …и никого не пускай. Ни под каким предлогом. Ясно?

Я посмотрела на Женьку, ощутила кожей что-то темное, притаившееся рядом, и внезапно содрала со своей шеи крестик.

— На время даю, это оберег, — вздохнула я, одевая его на Тау.

Сама-то как-нибудь отмашусь, я же ведьма, а вот у него таких талантов нет, еще отвечай потом за него.

Тот молча кивнул, уселся прямо на пол перед Женькиной кроватью, взял его руку в свою — и замер.

Минуты текли, а я сидела как мышка и пристально вглядывалась в лицо Алекса, пытаясь понять, как там протекает процесс. Я видела, как расслабленно разгладились его черты, видела, как безмятежность надежно укрыла от меня все, что происходит там, куда он ушел.

Ни разу он не пошевелился, сидел в позе лотоса с идеально прямой спиной, бесстрастный и отсутствующий.

Я мучалась от неизвестности и нетерпения. За окном сумерки плавно сменились чернильной тьмой, зажглись фонари, а Алекса все не было. Пару раз пытались зайти медсестрички, я молча высовывала им руку с купюрой и ободряюще улыбалась.

В одиннадцать часов я не выдержала. Осторо-ожно села около Алекса, коснулась его руки, там, где она соединялась с Женькиной — и сначала даже не поняла истины. Просто до меня не дошло, что Алекс стал таким же… серым и холодным, как и Женька.

Нахмурившись, я коснулась его щеки рукой, провела — и с ужасом увидела, как на пальцах остался серый след от пепла.

«Мама», — потрясенно сказал внутренний голос.

И тут Алекс открыл глаза.

— Слава Богу, ты жив! — облегченно вздохнула я и осеклась об его взгляд. Темно-карие, почти черные глаза под тяжелой складкой верхнего века смотрели на меня как-то очень… мертво. Это были глаза человека, которому неведомы более земные страсти и эмоции. Глаза человека, который легко разорвет котенка, не потому, что жесток, а потому что не знает что такое жестокость. Потому что …

— Эт-то мое, — его губы шевельнулись, трещиной зазмеились на неподвижном сером лице.

— Алекс, ты чего? — настороженно спросила я. — Я тебя боюсь, имей в виду.

— Эт-то мое, не тронь, — прошипел он, я внимательно вгляделась в его глаза, припорошенные пеплом — и замерла от ужаса, ибо поняла…

«Идиотка, это же не он!!! — заверещал внутренний голос. — Это мертвый!!!»

… что я подставилась как никогда в жизни. Серая аура — аура мертвого. Но ведь он живой, черт побери, как такое быть может???

«Делай же что-нибудь!!!»

Ме-едленно, не отрывая от него взгляда, я попятилась назад, контролируя каждое движение, чтобы не насторожить, не разъярить это.

Я не заметила его движение, настолько оно было молниеносным. Миг — и ледяная рука Алекса метнулась к моей лодыжке, дернула — и я повалилась на пол.

Словно куклу, он легко подтащил меня за ногу к себе, склонился и легко разорвал высокий воротник джемпера. Изучающее провел пальцем вдоль сонной артерии, парализуя могильным холодом мое тело — и равнодушно сжал горло, словно прикидывая, сумеет ли он его обхватить одной ладонью.

И все это произошло между одним моим вздохом и выдохом, я даже не успела закричать.

А потом мертвые пальцы с силой сжали мое горло, потянулась и вторая рука помочь меня придушить, и я поняла — игры кончились.

Лицо его было близко-близко, от него несло студеной осенней землей да кладбищенскими елями, но я не колеблясь закрыла глаза, дернулась навстречу ему и коснулась серых пепельных губ.

«Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка», — медленно читал в это время внутренний голос Песнь Песней, пытаясь разбудить в моей душе столь необходимую нежность…