Дзен в большом городе

— Ну, раз вы все решили…, — я пожала плечами и подошла к каменным плитам. Поочередно потрогала запястья у каждого из мужчин и поморщилась:

— Девушки, вы что же за ними не смотрели? Они же полумертвые!

— Нина! — строго повернулась Надежда к девушке.

— А… ой, простите, заболталась я, — смутилась она, выхватила нож и слегка надрезала запястья парней — рядом с уже закрывшимися ранами. Кровь, шипя и пузырясь, закапала на пыльный пол.

— Лягте около них, — велела я покойницам. — Лора, готова?

— Конечно! Что мне делать?

— Стой рядом.

— И это все?

— Конечно. Если что — буду с тебя силу брать.

— Да ты ополоумела? — она аж задохнулась от гнева. — Меня, и просто как донора использовать?

— А на что ты еще годна сейчас? — спокойно спросила я. — В общем, стой и не мешайся. Я работаю.

…Дэн тихо вздохнул и открыл глаза.

— Неужто у меня скоро будет тело, — радостно и недоверчиво сказала Надежда, глядя на Иоанна. — Тридцать лет в мертвых. Тридцать лет…

— Хрен тебе, — сказал Тау и рубанул ей по шее катаной.

Он появился словно из ниоткуда. Только что никого не было, секунда — и уже блестит лунный свет на клинке. Кожа его была сера, как у покойника, он шатался, глаза запали, и он очень ослаб. Перерубить шею одним ударом он не смог, она застряла на полпути.

…Дэн увидел меня и глаза его засияли, он улыбнулся и потянулся ко мне.

Надежда со страшным воем дернулась, отскочила, катана выпала из ослабевших рук Алекса, и так и осталась в ране. Это было жуткое зрелище. Ни кровинки из разрубленной шеи не вытекло, но металл явно причинил покойной боль. Она хрипела, раскрывая рот в мучительном, но безмолвном крике, а Тау, собравшись, молнией метнулся к ней, выхватил катану из раны и полоснул наискось по телу.

Все произошло настолько быстро, что никто просто не успел ничего сообразить.

…Рука Дэна накрыла мою.

Катана рассекла ткань, кожу и мышцы, и из зияющего разреза на пол с мягким стуком шлепнулся комок внутренностей.

— Дурак, — безразлично сказала я. — Она уже мертвая, и ей все это не повредит.

— Чего вылупился?! Поцелуй ее хорошенько! — яростно крикнул мне Тау.

— Точно умом повредился, — пожала я плечами.

На Алекса кинулись сзади и Лора, и Нинка. Дрались они яростно, но неумело, по-женски.

— Помоги! — крикнула мне Святоша. — Ну не сиди же!

— Портить не хочу, — равнодушно сказала я. — Мне тут мысль пришла — вы-то с телами будете, а я ведь тоже мертвая. Так что я себе Алекса возьму, будьте с ним поосторожнее.

Лора зазевалась, катана блеснула и срезала два пальца со здоровой руки.

Она в шоке, еще не чувствуя боли, посмотрела на окровавленные пеньки на месте фаланг, сравнила со второй рукой, и потрясенно спросила:

— Вы что, издеваетесь?!

— Так тебе и надо, — бесстрастно сказала я.

— Целуй же ее! — яростно крикнул Тау.

Лора завыла, забилась от нахлынувшей на нее боли, Надежда слепо шарила по полу и запихивала в себя найденные внутренности.

… А к моим губам припал Дэн.

Я дернулась, от неожиданности и отвращения, что какая-то тварь дрожащая посмела меня коснуться. Словно кролик, предназначенный на забой, повел себя как настоящий козёл.

— Магдалина, ты чего? — недоуменно посмотрел он на меня.

Я молча и яростно хлестнула его по щеке.

Непонимание волной плеснулось в его глазах, а меня охватила такая смертельная ненависть, что мне вмиг стало совершенно безразлично, что это тело предназначено Нинке.

Я страстно захотела его уничтожить. И, подняв руку, я холодно и веско зашептала, глядя ему в глаза:

— Черные вихри, придите, кому в глаза гляжу — разорвите, мучьте, кусайте, огнем жечь не прекращайте…

— Целуй, говорю тебе, идиот! — донесся рык Тау. — Целуй, чтобы ее душа вернулась к ней!

Над ладонью заклубилось темное облачко, Дэн вздохнул, подобрался, одним движением пойман мою талию в кольцо его рук и поцеловал.

Меня выгнуло дугой, я била его наотмашь руками, всаживала в него острые каблуки сапог, все мое существо было подчинено одной мысли — вырваться, вырваться. Слишком жгли меня его губы, непереносимо жгли. Но руки его словно стальные кольца стискивали меня. Не разорвать…

Словно из далекой дали послышался перезвон церковных колоколов, и тихий уверенный голос:

— Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Голубица моя в ущелье скалы под кровом утеса! покажи мне лице твое, дай мне услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лице твое приятно.

Я затыкала уши, чтобы не слышать этих слов, но они звучали у меня в голове. В ярости я вцепилась в густые волосы парня, целовавшего меня и принялась их выдирать.