Дзержинский

Фельдшер долго осматривал Дзержинского, качал неодобрительно головой, а затем во всеуслышание категорически заявил, что «в таком состоянии» продолжать путь нельзя. Здоровяку Сладкопевцеву фельдшер посоветовал разыграть приступ аппендицита, что тот и исполнил довольно талантливо.

Начальник конвоя сдал «больных» под расписку верхоленскому исправнику, наблюдавшему за погрузкой, и даже пошутил: «Баба с возу, кобыле легче».

С этого дня в Верхоленске не было ссыльных более тихих и смирных, чем Дзержинский и Сладкопевцев. Они ежедневно ходили отмечаться в полицию, ревностно принимали лекарства, которыми их снабжал фельдшер, читали, помогали хозяину по дому, иногда удили рыбу.

Такая идиллия продолжалась около двух недель.

Вечером 12 июня Дзержинский и Сладкопевцев сидели в своей горнице, читали. Вернее, делали вид, что читают, а сами напряженно прислушивались к тому, что делается на хозяйской половине.

На церковной колокольне пробило полночь.

— Пора, — сказал Дзержинский.

Они вылезли через окно во двор и замерли в ожидании. В избе было тихо.

От избы к избе, от амбара к амбару крались они по деревне. Взошла луна, и беглецы старались подольше находиться в тени строений и деревьев. Наконец подошли к реке. Тут их ожидало новое испытание: у лодки, облюбованной для побега, оказался рыбак. Пришлось спрятаться и ждать, пока тот расставит сети и уйдет.

А теперь быстрее в лодку! Потеряно много драгоценного времени, на исходе короткая июньская ночь, а до рассвета им надо уплыть как можно дальше.

Лодка, подхваченная быстрым течением, неслась как птица.

— Что это? — спросил Сладкопевцев, услышав гул, похожий на шум водопада. Гул все возрастал и наконец перешел в грохот.

Раздумывать было некогда, Сладкопевцев направил лодку к берегу. Они причалили к большому острову.

Впереди оказалась мельница. Вода с шумом перекатывалась через плотину, образуя водопад. Плыть обратно против течения и искать на авось проход между скалами? Невозможно! Месяц спрятался за тучу, поднялся предрассветный туман. Оставался единственный выход — попробовать перебросить лодку волоком через остров.

Потащили. Лодка большая, тяжелая. Сладкопевцев сильнее Дзержинского, но и ему тяжело.

— Давай передохнем, — предлагал Сладкопевцев через несколько шагов. Феликс с благодарностью принимал приглашение, но ни разу первым не попросил отдыха. «Вот черт упрямый!» — весело думал Сладкопевцев.

Выбиваясь из последних сил, они столкнули лодку в реку на противоположной стороне острова. Некоторое время плыли, повалившись на дно лодки, и, отдавшись течению, отдыхали.

Уже рассвело, но густой туман не рассеивался. Хорошо бы пристать к берегу, переждать. Нет, нельзя! Надо спешить, пока побег не обнаружен. И лодка вслепую неслась по течению, все ускоряя и ускоряя ход под ударами весел.

Страшный удар, и Феликс не успел даже сообразить, что произошло, как оказался в воде. Ватное пальто набухало и гирей тянуло вниз, связывало движение рук и ног. Вынырнув, казалось, в последний раз, Феликс увидел руку, протянутую Сладкопевцевым, и с его помощью выбрался на берег.

Сладкопевцеву повезло. Когда лодка со всего разгона налетела на полузатопленное дерево и торчавший под водой сук пробил обшивку, он успел прыгнуть на какой-то пень, а с него на сушу.

Беглецы разожгли костер — просто счастье, что спички оказались не у Феликса, а у Михаила. Дзержинский выжимал и сушил одежду, бегал, чтобы согреться.

Когда туман наконец рассеялся, они увидели, что находятся на маленьком островке посреди Лены. Вокруг простирались пустынные берега.

— Чем не робинзоны, — пробовал шутить Феликс. Он никак не мог согреться, зубы все еще отбивали дробь.

После нескольких часов работы на веслах ужасно хотелось есть. Но есть было нечего. Скудные их запасы вместе с лодкой поглотила река.

— А вот и спасители не заставили себя ждать, — Сладкопевцев показал на проплывавшую мимо лодку. Крестьяне, сидевшие в ней, заметили костер и людей на острове и направились к ним.

«Потерпевших кораблекрушение» отвезли в ближайшую деревню. Они условились, что Феликс будет выдавать себя за купца, направлявшегося в Якутию за мамонтовой костью, а Сладкопевцев сыграет роль его приказчика. Дзержинский видел, что кое-кто из спасителей довольно скептически относится к их рассказу.

Тогда Феликсу пришла в голову блестящая мысль.

— Мишка! Выдай нашим спасителям пять рублей за труды, — распорядился «купец».

Сладкопевцев неодобрительно покосился на Дзержинского. У них на двоих было всего-то шестьдесят рублей, и такие непредвиденные траты казались ему излишними.

Мужики заметили его колебания, обозлились.

— Давай пятерку, раз его степенство господин купец, такое одолжение обществу делают. Нечего зажиливать!

Тут же послали за водкой. А когда изрядно выпили за здоровье «господина купца», захмелевший бородач полез к Феликсу обниматься, бормоча: «Мне што. Хучь купец, хучь барин, может, ишшо кто, а главное, человек ты хороший».

В надежде на хороший заработок мужики снарядили подводу, и беглецы, очень довольные собой, отправились дальше.