Дзержинский

В Женеве Феликс встретил Марысю Войткевич. Встреча была неожиданной. Оба очень обрадовались. На Феликса так и пахнуло юношескими воспоминаниями: гимназический кружок, Заречье и юная Марыся, помогавшая ему клеить листовки. А Марыся с болью в сердце смотрела на него: изнуренный, ссутулившийся, с пересохшими от лихорадки губами, как не похож этот сегодняшний Юзеф на того виленского стройного юношу с нежным лицом и здоровым румянцем во всю щеку.

Марыся училась в Женевском университете, жила скромно, по-студенчески.

Феликс оглядел комнату. Посмотрел в окно на горы, поморщился.

— Тебе что-то не нравится? — спросила Марыся, перехватывая его взгляд.

— Здесь хорошо, прекрасно, — ответил Феликс, — но эти горы… Куда ни посмотришь, взор везде встречает препятствие. Кругом горы, и кажется, что ты отрезан от жизни, от родины, от братьев, от всего мира.

— Ну зачем же, Феликс, так мрачно.

Он посмотрел на нее как-то странно и ничего не ответил. Налил из кувшина, стоявшего на столе, в стакан молока, с удовольствием выпил. Захотелось пить и Марысе.

— Что ты делаешь?! — закричал Феликс, вырывая у нее из рук свой стакан. — Мне приходится умирать, — сказал он, подчеркивая слово «приходится», — а вам-то жить!

Только теперь страшная догадка — «чахотка» — потрясла Марысю. Но она постаралась взять себя в руки.

— Чепуха, Феликс. Ты обязательно выздоровеешь. И не смей даже думать о смерти. — Марыся сказала это, как могла, спокойно и твердо.

Феликс взглянул на нее с благодарностью. Он понимал, что ничего другого она и сказать не могла. Но важно было не что сказано, а как сказано. Ему, человеку мужественному, претили сюсюканье и соболезнование, он если и нуждался в поддержке, то именно в той форме, в какой это сделала Войткевич.

Месяц упорного лечения, чистый горный воздух и молоко («побольше молока») сделали свое дело, каверны зарубцевались.

3

В 1903 году по всей Российской империи все выше и выше поднимался могучий вал рабочего движения. Во многих городах страны прошли первомайские стачки и демонстрации. Более 200 тысяч рабочих бастовало летом только в Закавказье и на Украине. Приближение революции ощущалось повсюду.

Остро чувствовал это и Дзержинский. В июне 1903 года он пишет, что социал-демократы «… должны организовать и приготовить наш пролетариат к революции. ППС за время своей десятилетней крикливой работы ничего в этом отношении не сделала и не могла сделать. Подготовляла она польское восстание, а приближается не польское восстание, а общероссийская революция»,

В эти жаркие июньские дни Дзержинский приехал в Мюнхен и поселился у Адольфа Барского на Гогенцоллернштрассе, 7-а.

С января 1903 года, когда Юзеф прочел в «Искре» извещение об образовании Организационного комитета по созыву II съезда Российской социал-демократической рабочей партии, для него не было дела более важного, чем подготовка социал-демократии Польши и Литвы к объединению с Российской социал-демократической рабочей партией. С этим он и теперь приехал к Барскому.

— Мы с тобой должны взять на себя инициативу созыва нашей конференции или съезда, чтобы решить вопрос об объединении, — чуть не с порога атаковал Юзеф Адольфа.

Он знал, что из всех членов Главного правления в Барском найдет наиболее последовательного своего единомышленника.

За несколько дней они детально обсудили все, что следовало решить съезду польской социал-демократии до того, как выйти на общероссийский съезд. То в согласии, то в спорах наметили они довольно длинный список вопросов, требующих своего разрешения. Тут были: отношение к общероссийской партии, отношение к Бунду и к отколовшемуся от ППС «III Пролетариату», об организации социал-демократии Польши и Литвы в стране и за границей, о ее программе, партийных изданиях и другие.

Три недели ушло на оживленную переписку с членами Главного правления, партийными организациями и Организационным комитетом.

Организационный комитет сообщил, что сам он не правомочен пригласить на съезд представителей социал-демократии Польши и Литвы, поскольку она не входит в состав Российской социал-демократической рабочей партии, но просит быть готовыми к посылке делегатов, так как съезд, вероятно, пригласит их.

Медлить дальше было нельзя. Дзержинский и Барский взяли на себя оповещение о созыве в Берлине IV съезда социал-демократии Польши и Литвы. Было решено направить персональные приглашения Розе Люксембург, Леону Тышке, Цезарине Войнаровской и Залевскому, бежавшему недавно из Сибири и прибывшему на общероссийский съезд с мандатом от Литвы.

Съезд польских социал-демократов состоялся накануне II съезда РСДРП.

Дзержинский едва сдерживал волнение, когда съезд приступил к обсуждению вопроса об отношении к РСДРП. Ведь сейчас от решения съезда зависело, воплотится ли в жизнь его многолетняя мечта. Мечта, выношенная и выстраданная в тюрьмах и ссылке, убеждение, утвердившееся в тесном общении с рабочими Варшавы.