Дзержинский

«Дождь и туман несколько испортили нашу вылазку в горы, но, несмотря на это, она доставила нам много радости. Ее можно назвать нашим свадебным путешествием», — писала впоследствии Софья Сигизмундовна Дзержинская.

5

Зося только что пришла из города, оставила сумку с покупками в кухне и вошла в комнату. Феликс сидел в глубокой задумчивости, лицо осунулось, посерело. С тех пор как, вернувшись из Закопане, она переселилась к нему на улицу Коллонтая, Зося не видела его таким расстроенным и озабоченным.

— Что с тобой, Феликс? Случилось что-нибудь плохое?

— В Варшаве арестован Юлиан Гемборек, который поехал туда как доверенное лицо Главного правления. В июле арестовали Вицека, Романа, Эрнеста и других товарищей. Бронислав должен был их заменить и вот только месяц сумел продержаться на свободе, да и то, наверное, лишь потому, что полиция хотела выследить, с кем он связан.

— Почему ты так думаешь?

— Провал Бронислава — результат провокации. Во время обыска у него на квартире сотрудник охранки сразу же подошел к тайнику и вынул много нелегальных бумаг. А об этом тайнике знали только несколько человек. Понимаешь, Зося, весь ужас положения? Провокатор должен сидеть в самом сердце Варшавской организации, а мы его не знаем. При таком положении все наши усилия обречены на провал!

— Но ведь можно же что-то сделать, чтобы найти этого подлеца?

— Не так это просто. По поручению Главного правления я, как только приехал в Краков, сразу же организовал комиссию по выявлению провокаторов. После каждого провала мы собирали подробные сведения о том, как он происходил, о лицах, так или иначе причастных к нему, а результатов пока никаких. Все больше и больше набирается лиц, которых можно подозревать, но ни о ком пока мы не можем сказать твердо — это провокатор! Чтобы завершить эту работу, я должен сам поехать в Варшаву, а на все мои просьбы Главное правление отвечает отказом. Это возмутительно! Когда сидишь тут, складывается впечатление, что только даром ешь хлеб. Неужели они не понимают, какая это мука!

— Успокойся, Феликс. Ты слишком строг к своим товарищам из Главного правления. А они просто не хотят рисковать тобой. Ты же прекрасно знаешь, что даже при случайном аресте, даже если против тебя не будет никаких улик, то все равно только за побег с вечного поселения тебе грозит каторга.

— Уж лучше провал, чем такое положение, — ответил раздраженно Дзержинский.

Зося решила отвлечь Феликса от мрачных мыслей.

— Мы будем сейчас работать или мне заняться архивом? — спросила она.

— Будем работать. Надо срочно подготовить материал для «Червоного штандара». Вот только освобожу место за столом, — ответил Феликс.

В комнатке, которую чета Дзержинских заняла после отъезда из Кракова Тлустого, бывшего помощника Юзефа, стояли две железные кровати, а между ними у окна — письменный столик, перекочевавший туда из кухни, да стул — вот и вся обстановка. Одежда висела на стене под ситцевой занавеской («свадебный подарок» Клары).

Юзеф с разрешения бюро Главного правления привлек Богдану к работе в качестве своего помощника, и теперь, кроме архива, она занималась распространением за границей легального социал-демократического журнала «Млот», помогала вести корреспонденцию с подпольными социал-демократическими организациями в Королевстве Польском.

Ночью, когда Зося уже давно спала крепким сном,

Феликс заделывал в паспарту материалы для «Червоного штандара», маскируя их под репродукцией с Мадонны Рафаэля. А думал о том, что нашел в Софье Мушкат свой идеал жены-революционера — друга жизни, единомышленника, соратника по борьбе.

Аресты в Королевстве Польском все продолжались. Особенно много революционеров было арестовано полицией в середине сентября. Ожидался приезд в Польшу царя Николая II. Охранка лютовала. Наступил момент, когда всякая связь с Варшавой из Кракова была потеряна.

И вновь Дзержинский пишет Тышке 16 сентября 1910 года: «Вижу, что другого выхода нет, — придется самому ехать туда…»

— Наверное, опять не разрешат, — сказал, показывая это письмо Зосе.

— А что, если все же поехать мне? Сейчас, не откладывая? — спросила Зося. — Эльбаума или Гемборека я, конечно, заменить не могу, но восстановить связь между Главным правлением и Варшавой, думаю, сумею.

— Ни в коем случае! Поедешь, но только не сейчас. Ехать нелегально, когда до окончания срока твоей высылки за границу осталось меньше двух месяцев, было бы просто непростительной глупостью. Ты вернешься в Варшаву, но в ноябре, вполне официально.

Дзержинский еще в августе получил согласие Главного правления на направление Богданы в Варшаву с материалами для «Червоного штандара». «Она очень пунктуальна и охотно выполняет всякую работу», — писал он тогда в Главное правление.

Это было до их «свадебного путешествия». Теперь, когда известия об аресте и провалах сыпались одно за другим, ему очень не хотелось отпускать ее. Но что было делать? Не мог же он написать Тышке: «В связи с тем, что Богдана стала моей женой, прошу в край ее не направлять. Пусть моя жена живет здесь, в безопасности».