Дзержинский. Кошмарный сон буржуазии

В другой раз моя встреча с Дзержинским произошла после того, как я обратился к нему с письмом. А было это вызвано следующими обстоятельствами.

Из-за разбросанности предприятий нашего треста по нескольким губерниям мне приходилось иметь дело с многочисленными организациями. Каждая из них требовала личного приезда председателя правления для отчета и считала себя вправе выносить различные, обязывающие предприятие и трест решения.

Как-то я получил одновременно три вызова. Но так как быть одновременно в трех местах я не мог, пришлось для поездки избрать одно – Иваново. Здесь я выступил с отчетным докладом на партийной конференции, которая признала работу нашего треста удовлетворительной. Между тем за несколько дней до этого уездная партийная конференция приняла решение совершенно противоположного характера. На следующий день эта резолюция появилась в местной и московских газетах.

Чем же объяснить такое решение? Незадолго до уездной конференции произошло следующее. Нами было обнаружено, что директор яковлевской фабрики допускал расходование средств не по прямому назначению, производил внесметные затраты на местные нужды. За это трест объявил ему выговор с предупреждением. Тогда директор обратился к коммунистам фабрики за поддержкой, и на своем собрании они приняли резолюцию, направленную во фракцию правления треста «для исполнения». В ней было указано, что объявление выговора необоснованно и является «проявлением бюрократизма» со стороны правления треста.

Письмо, которое я отправил по этому поводу Дзержинскому, не осталось без ответа. Несколько дней спустя Феликс Эдмундович вызвал меня, и в его небольшом кабинете состоялась беседа.

Оказалось, приведенные факты его заинтересовали. Во время беседы Дзержинский говорил о необходимости внимательно прислушиваться к критике наших недостатков со стороны местных организаций; в то же время он настойчиво предлагал тресту строго проводить государственную дисциплину в расходовании средств, каждого члена правления треста нам было предложено закрепить для самостоятельной связи с отдельными фабриками. Чтобы избежать местничества, он рекомендовал находиться в постоянном контакте с губкомами партии, пообещав оказать нам содействие в установлении деловых взаимоотношений с местными партийными и профсоюзными организациями.

Однажды осенью 1925 года Феликс Эдмундович срочно вызвал меня к себе. Совершенно неожиданно для меня он предложил в связи с отъездом члена коллегии ГЭУ М. Г. Гуревича в заграничную командировку временно заменить его на работе в иностранном отделе ВСНХ. Необычный характер новой должности меня смутил, и я попытался уклониться. Но Дзержинский уговорил меня дать согласие, и я временно оказался во главе иностранного отдела ВСНХ.

Вопросам нашего экспорта и импорта Феликс Эдмундович придавал большое значение. К решению их он подходил прежде всего с точки зрения интересов восстановления нашей тяжелой промышленности. Вскоре после того, как я пришел в иностранный отдел ВСНХ, он обратился ко мне с запиской следующего содержания:

«Тов. Рошалю:

1) в опубликованном постановлении пленума ЦК РКП(б) о внешней торговле в разделе VII в конце 2-го абзаца сказано: «Для экспорта других промышленных товаров могут создаваться специальные общества по мере выявления в них потребности» – это и есть поправка т. Смилги, дающая возможность организации «Промэкспорта»;

2) т. Гольцман привез очень интересное предложение из Берлина об организации экспорта от нас всякой всячины. Капиталы, очевидно, американские. Прошу изучить это предложение, дать заключение и двинуть это дело;

3) т. Красин мне говорил, что ноябрь будет у нас очень тяжелый в валютном отношении, что пассив этого месяца очень большой. Известно ли Вам это, и что надо с нашей стороны предпринять?

Ф. Дзержинский

7. XI.25 г.».