Один артельщик, явившийся по этому приглашению в милицию, опознал преступника, ограбившего его на 300 тысяч рублей.
А перед идейными анархистами, чье влияние оставалось значительным, власти по-своему извинились. В интервью «Известиям» 16 апреля Дзержинский говорил:
«Идейных анархистов среди лиц, задержанных нами в ночь на 12 апреля, очень мало, среди сотен — единицы. Мы их освобождаем, и если, быть может, некоторые из них будут привлечены к ответственности, то только за прикрытие преступлений, совершенных уголовными элементами. Мы ни в коем случае не имели в виду вести борьбу с идейными анархистами».
Через некоторое время последователи князя Кропоткина нанесли Феликсу Эдмундовичу коварный удар. Они распространили сведения, что он во время своего пребывания в тюрьмах и на каторге якобы не был таким уж «железным», сотрудничал с тюремщиками. Сильнее Дзержинского уязвить было трудно. Все, кто его знал, понимали, что такого быть не могло. Председатель ВЧК 6 июня обратился в ЦК партии и ВЦИК с требованием привлечь к ответственности клеветников:
«В номере 62 газеты “Анархия” от 18 мая появилась статья под заглавием “Будем готовы”, в которой автор ее, некий “Андрей”, между прочим пишет обо мне: “Он каторжник, отбывал каторгу в Александровском централе. Но... можно быть на каторге и пользоваться большими, недопустимыми для искреннего революционера привилегиями; это было и с Дзержинским. Он находился на особом счету у администрации. Фактически он содержался на положении “скрывающегося” и обретался больше всего в одиночке. (“Скрывающиеся” на тюремном языке — это доносчики и провокаторы, нетерпимы в общих камерах.) Он при проверке заключенных ходил сбоку начальства и записывал просьбы и заявления арестантов и позволял иногда подавать свои реплики отрицательного свойства в то время, когда начальство удовлетворяло их. И за эту “законность” имел свидание с родственниками вне очереди, выписывал кофе, какао и другие деликатесы. Арестанты ненавидели его, и если бы его встретили, то ему бы несдобровать. Чечевичная похлебка не довела бы его до добра. Вот с тех-то пор он имеет зуб на анархистов, и его “анархоедство” имеет вполне определенную окраску и подкладку”. Конечно, все это вымысел от начала до конца. Клеветники желают таким путем очернить учреждение, председателем которого я являюсь. Поэтому я прошу вас, товарищи, возбудить следствие и привлечь их к ответственности».
Продолжение истории неизвестно. Думается, комментировать тут нечего.
Первое решение о расстреле особая комиссия ВЧК вынесла 24 февраля 1918 года. К высшей мере были приговорены дерзкий налетчик, называвший себя «князем Эболи», а также его жена и сообщница Бритти. «Князь» совершал нападения на квартиры, учреждения, похитил картину и драгоценности из Зимнего дворца.
В особую комиссию входили три человека, в том числе обязательно один левый эсер. Решения принимались только единогласно. До конца июня по решениям ВЧК были расстреляны около 50 человек. Кто они? Например, некто Раковский и двое его сообщников промышляли грабежами, финансовыми махинациями, распространяли фальшивые деньги; при задержании ранили чекиста. Смотрим дальше. Налетчики... Убийцы... Один из бандитов, анархист, во время нападения скальпировал свою жертву, выпытывая, где спрятаны деньги. А два брата Череп-Спиридовичи и их подельник Бейлин-сон попались на крупной афере. По условиям Брестского договора республика выкупала у Германии представляемые ею ценные российские бумаги. Мошенники пытались задним числом продать немцам акции рудников.
Все — уголовные и наказаны как будто за дело. Но эти расстрелы незаконны! В России ведь отменена смертная казнь... Вновь ввел эту меру декрет Совнаркома «Социалистическое Отечество в опасности!», принятый 21 февраля после возобновления немецкого наступления на Петроград. Заглянем и в этот исторический документ:
«Чтобы спасти изнуренную, истерзанную страну от новых военных испытаний, мы пошли на величайшую жертву и объявили немцам о нашем согласии подписать их условия мира. Наши парламентеры 20 (7) февраля вечером выехали из Режи-цы в Двинск, и до сих пор нет ответа. Немецкое правительство, очевидно, медлит с ответом. Оно явно не хочет мира. Выполняя поручение капиталистов всех стран, германский милитаризм хочет задушить русских и украинских рабочих и крестьян, вернуть земли помещикам, фабрики и заводы — банкирам, власть — монархии. Германские генералы хотят установить свой “порядок” в Петрограде и в Киеве. Социалистическая республика Советов находится в величайшей опасности». Смертную казнь восстанавливал 8-й пункт декрета-воззвания, гласивший: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».