Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

Ниггль — художник, а Толкин, разумеется, писатель (главным образом). Впрочем, рисунки самого Толкина оказались на удивление удачными, и многие из них вошли в изданный в 1979 году сборник «Картины Дж. Р. Р. Толкина» (Pictures by J. R. R. Tolkien), однако почти все они представляют собой иллюстрации к его собственным текстам. Но вернемся к Нигглю. Насколько хорошим художником он был? Это один из двух основных вопросов, которые поднимаются в рассказе со второго по пятый абзац, и ответить на него не так-то просто. Он однозначно был «не очень преуспевающим», отчасти из-за того, что «он ведь был из тех художников, кому листья удаются лучше, чем деревья». Но «одна картина особенно не давала ему покоя»: сначала это был просто «лист на ветру», но вскоре он превратился в «дерево» — нет, даже в «Дерево». Вокруг него «стала прорисовываться земля, вдали зашагал лес и выступили горы со снежными вершинами».

Если перенести это описание с Ниггля на Толкина, все складывается. Толкин начинал с коротких стихотворений, таких как «Сказание об Эаренделе», написанное в 1914 году (так сказать, листья); из них выросли пояснительные повествования (такие как долго не публиковавшаяся «Книга утраченных сказаний» или «Квента Сильмариллион»); по мере их написания «стала прорисовываться земля» (см. рассказ о ранних этапах работы над «Властелином колец» на стр. 134–141); и уже даже «зашагал лес» (онты). Слова «у Ниггля пропал интерес к другим своим вещам: он их бросал или брал и прибивал по краям к большой картине» можно соотнести с такими решениями, как включение в том «Хранители» стихов из «Приключений Тома Бомбадила», написанных в 1934 году (см. выше стр. 134). В одной из предыдущих своих работ я выдвинул предположение о том, что «листом» был «Хоббит», а «Деревом» — «Властелин колец». Однако затем у меня появились сомнения в связи с постоянным появлением неопубликованных работ, которые показывают, что две главные книги Толкина были созданы на относительно позднем этапе. Теперь приходится прийти к более расплывчатому выводу о том, что «большая картина» Ниггля, существовавшая лишь в его воображении, — это нечто вроде завершенной и связной полной истории Арды от ее Сотворения до конца Третьей эпохи.

Однако беда Ниггля не только в том, что он брался за картины, которые «были для него великоваты и задуманы не по возможностям», но и в том, что у него «вечно находились посторонние дела» (причем эта причина приводится первой). У художника были дом, сад, много гостей и надоедливый сосед Париш. Если предположить, что рассказ представляет собой аллегорию и в силу этого требует заполнения всех частей равенства (см. выше стр. 271–273), то что это все означает?

Вспомнив о том, кем работал Толкин, мы увидим, как многое сходится. Он был профессором, причем не где-нибудь, а в Оксфордском университете. По-английски его должность пишется с заглавной буквы, и это не случайно: в отличие от американских университетов, не все преподаватели Оксфорда были или являются профессорами, более того — их очень мало, а во времена Толкина было и того меньше. Профессор занимает определенную кафедру, и на отделении английского языка в Оксфорде в период, когда там работал Толкин, их было ровно три: кафедра им. Ролинсона и Бозуорта, к которой в 1925–1945 годах был приписан сам Толкин, и две кафедры им. Мертона (по традиции одна из них занималась литературой, а вторая языком — на этой последней Толкин проработал с 1945 года вплоть до ухода на пенсию в 1959 году). Эти три кафедры очень высоко ценятся, и не будет преувеличением сказать, что желающих попасть туда научных сотрудников и университетских преподавателей гораздо больше, чем вакантных мест: во времена Толкина на каждую из кафедр претендовало по тридцать-сорок человек. (Можно отметить, что К. С. Льюис, несмотря на все свои заслуги, так и не получил кафедру в Оксфорде — заветная должность досталась ему лишь в 1954 году, когда он в возрасте пятидесяти пяти лет переехал в Кембридж.)

Ценность этих кафедр заключается преимущественно в том, что они относятся к университету, а не к колледжам в его составе, так что профессора освобождаются от трудоемкой задачи проводить семинарские занятия со студентами колледжа (в мое время они занимали двенадцать-шестнадцать учебных часов в неделю). В обмен на эту относительную свободу профессора обязаны прочесть определенное количество открытых лекций для студентов (согласно «Биографии» Карпентера, тридцать шесть в год, хотя, по-моему, их должно было быть тридцать пять: пять блоков по семь лекций), заниматься с аспирантами (в эпоху Толкина их было относительно немного), но прежде всего — вести научную работу по своей теме, преимущественно в формате публикаций.