«Порядок надо навести, чтобы все вы себя помнили», — говорит главарь охранцев, как будто преследует какую-то цель, а не поступает так просто из ненависти и презрения к Хоббитании. Насколько вообще можно увидеть, создается впечатление, что цель эта состоит в индустриализации, повышении эффективности, рационализации труда — все это до сих пор часто навязывается населению Великобритании. Однако, как показали и события, разворачивавшиеся уже после публикации «Властелина колец», проблема состоит в том, что результатом такой погони за эффективностью часто становится не только бездушие, но и, напротив, снижение той самой эффективности. Зачем людям Шаркича сносить совершенно годные для проживания старые дома и сооружать на их месте уродливые и некачественные типовые коробки, где всегда сыро? Никто этого так и не объясняет, но общая картина уж больно хорошо знакома тем, кто жил в послевоенной Британии, как и разочарование, которое испытали победители, вернувшись домой: их ждали плохое питание, выдача продуктов по карточкам, хронический дефицит и засилье панельных домов и сооруженного наспех муниципального жилья.
Не ново и подозрение в том, что за каждым Лотто Чиреем или домашним тираном стоит некая более зловещая сила, которая в конечном счете порабощает и поглощает всех этих жалких Лотто. В главе «Оскверненная Хоббитания» совершенно точно присутствуют отголоски юношеских воспоминаний и личных переживаний Толкина, особенно связанных с вырубкой деревьев. Впрочем, понятно и то, почему он не хотел, чтобы эти последние главы воспринимались исключительно как аллегория или критика в адрес правительства социалистов в Британии в 1945–1950 годах: это было бы слишком мелкое и преходящее заключение для произведения такого масштаба. Тем не менее как Раммас-Экор служит предостережением о том, что тяга к безопасным решениям может привести к ошибкам вроде линии Мажино, так и «Оскверненная Хоббитания» напоминает о том, что потери и ущерб, вызванные войной, не заканчиваются парадом победы, а продолжаются серостью и нищетой, которые Оруэлл в своем романе «1984», написанном в то же самое время, перенес в будущее под названием «ангсоц».
Саруман и Денэтор: новатор против реакционера
Кроме того, применимость к действительности можно увидеть в образах Сарумана и Денэтора. У них много общего. Например, как я уже неоднократно упоминал, одно из увлечений Толкина было сродни работе антиквара: он показывал, как старинные слова, убеждения и привычки, например игра в загадки, проявляются в наши дни. Но он умел также двигаться в противоположном направлении: брать что-нибудь явно современное и задумываться над тем, каким бы оно могло быть при иных обстоятельствах, в архаичном мире. Так ли уж современно это современное явление? Или оно незримо присутствовало все это время, ожидая, пока его кто-нибудь заметит?
К Саруману эти вопросы относятся в особой мере. Взять хотя бы его имя, которое, как и многое другое у Толкина, началось с филологической загадки. Причем этим вопросом никто до Толкина не задавался, и он нашел на него очень личный ответ. Загадка такая: что могло значить на древнеанглийском слово searu? (Searu — это форма, зафиксированная в западносаксонском диалекте, тогда как на мерсийском, языке Марка — родного для Толкина Западного Мидленда, — это слово не дошло до наших дней, но должно было бы выглядеть как *saru.) Оно сохранилось в нескольких сложносоставных словах и ассоциируется в первую очередь с металлом — кольчуга Беовульфа носит название searonet (searo-сетка) и была создана, как мы знаем, благодаря хитроумному изобретению (or?anc) кузнеца. Стены датского замка Хеорот в «Беовульфе» соединены searo-bonds (searo-креплениями) — предположительно, железными скобами. Здесь слово searo обычно переводится как «хитроумный», и это соответствует другим примерам его употребления: например, размышления магов называли searo?onc — «хитроумными измышлениями». Это слово может рождать и зловещие ассоциации, например в составе прилагательного searocraeftig или существительного searoni? (изворотливый; коварство). Наконец, оно также связано с сокровищами: так, searugimma ge?raec означает «россыпь искусно ограненных драгоценных камней»; а в одном древнеанглийском поэтическом произведении это слово становится глаголом: sine searwade — «сокровище перехитрило хозяина». Как указано в обычных словарях, это означает «покинуло владельца», однако Толкин был скорее склонен считать, что его значение прямо противоположно — сокровище