На баррикадах боль исчезла. Перемены свершились. Возгласы с крыш предупреждают о приближении солдат. Жалеть больше не о чем. Баррикады возведены между защитниками и насилием над их жизнью. Жалеть не о чем, потому что надвигается воплощение прошлого. За баррикадами – будущее.
Правящему меньшинству необходимо внушить эксплуатируемым ощущение непрерывности настоящего, притупив и по возможности уничтожив восприятие времени. В этом заключается секрет любых методов лишения свободы. Баррикады разрывают настоящее.
Цыганка ведет мальчика к крыльцу дома близ баррикады.
– Давай здесь подождем, – говорит она, словно заботливая жена, предлагающая престарелому супругу укрыться от проливного ливня.
Войска приближаются. Исчезает всякая надежда на то, что они не пойдут в атаку. У баррикады стоит на коленях седой старик, упираясь в подвальную решетку. В руке у него старинный пистолет: одна пуля в стволе, вторая – в кармане. Мужчины и женщины помоложе выворачивают булыжники из мостовой, складывают их горками, вооружаются дубинками и палками.
Все разговоры смолкают. Издалека доносятся звуки молота, но их заглушает топот сапог – мерный, как тиканье часов. Мальчика успокаивает звучащее в нем обещание бесконечности и угнетает невозмутимый отсчет проходящего времени.
–
Будто по команде, цыганка выходит на крыльцо, как на сцену, и запевает
Голос девушки трудно не идеализировать. Поначалу он кажется таким же худосочным, как ее руки, но потом наливается грубой силой. Защитники баррикады не сразу подхватывают песню, наслаждаются голосом цыганки, который мягко обволакивает улицу.
Сухо звучит первый залп.
Залп упрощает все. Оцепенение исчезает. Задача защитников становится ясна. Люди швыряют булыжники в солдат. Где-то хлопает ставень, офицер стреляет по окну из револьвера. Между солдатами и баррикадой лежат семь камней – недолет.
За баррикадой женщины на четвереньках ползают по мостовой, собирают булыжники, подносят их мужчинам.
– Погодите! Подпустите их ближе, проломим им черепушки! – говорит путеец в фуражке с красно-золотым кантом. – Швыряйте дружно, по моей команде! – Лицо у него худое, подвижное. Он широко улыбается.
Солдаты неумолимо приближаются к баррикаде, дают второй залп. Пули никого не задевают. Люди смутно надеются на то, что правое дело послужит им защитой.
– Бросай! – орет путеец.
Двадцать булыжников летят навстречу солдатам. Шеренга бойцов отступает.
–
– А ты заправский артиллерист, – говорит путейцу какой-то юнец.
– Пли! – командует офицер.
Одинокий выстрел звучит не из шеренги солдат, а из окна где-то на верхних этажах. Пуля попадает в лицо путейца. Для него пуля прилетела из прошлого, из глубокой старины. Над ним склоняются три женщины, как повитухи, принимающие роды. Пуля порождает смерть.
Кубический метр пространства. Отриньте свое восприятие этого пространства. То, что останется, похоже на смерть.
Солдаты снова наступают – и под градом камней отходят на сотню ярдов. Воцаряется тишина, но она никого не обманывает. Защитники баррикады напуганы. Враг оценил их решимость и готовится к новому нападению. Повстанцы оттаскивают в сторону тело погибшего товарища и выжидают. Солдат гораздо больше, и вооружены они лучше.
– Если какой солдат до меня дотронется, я ему нож в спину всажу, – шепчет цыганка мальчику и легонько тычет ему пальцем между лопаток.
Он, словно понимая сказанное, бессильно приникает к ней, притворяясь мертвым.
– Вот увидишь, – говорит она.