Джагала

— Я искренне сожалею о ваших утратах, сударь, — сказал он. — В какой именно связи вы состояли с семьей?

— Мерс — имя моей матери, я принял его. В остальном — не знаю; она умерла, когда я был еще ребенком.

— А ваш отец…

— Он тоже умер. — Я ограничился этим, и отец Нойж кивнул.

— Вы прибыли сюда, чтобы разыскать их?

— Да. Вы их хорошо знали?

Он кивнул.

— Расскажите мне о них.

Он так и сделал, однако предупреждаю: многое из этого так и останется моим личным делом. Оно не имеет никакого отношения к тому, что случилось.

Говорил он в основном о Вильмоте, которого описал мрачным и упрямым человеком, но любящим отцом. Тем временем Васки-младший покопался в сараях и нашел еще одну лопату. Втроем дело пошло быстрее.

Когда отец Нойж наконец закончил, он спросил:

— А как быть с имуществом?

— Наследники есть? — спросил я.

Он пожал плечами, а Васки сказал:

— Если завещание и было, оно сгорело.

— А больше никаких родственников?

— Когда-то были, но они ушли от… — он покосился на отца Нойжа. — В общем, ушли. Или переменили имя.

— Переменили имя?

— Это значит, что они сами отказались от наследства.

Ну да.

— Вы, наверное, ближайший родственник, — проговорил отец Нойж. — Так что вам и решать, как быть с тем, что осталось.

— Здесь это так просто?

— Кто будет возражать, всегда может обратиться к графу.

— А не к Гильдии?

Он на миг застыл, потом расслабился.

— Подобное находится в ведении графства, а не города.

— Ладно. Значит, так и порешим. Проверим, не осталось ли уцелевших документов или тайников. Прочее же имущество — что до меня, пусть остается им.

Я кивнул в сторону Васки, который рассыпался в благодарностях.

Оказалось, что могил нужно не шесть, а семь. Одна — очень, очень маленькая. Меня мутило. Будь у меня моя прежняя Организация, работы вышло бы на один день — увериться, что именно Гильдия во всем виновата, — и еще на два дня — изничтожить эту Гильдию так, чтобы и следа не осталось. Я размышлял об этом, сжимая лопату и истекая потом.

Тени стали совсем короткими, а потом опять удлинились, и наконец ямы были готовы. Аккуратные, прямоугольные, рядом с каждой — груда земли.

— Теперь тела, — сказал Васки.

Об этом тоже не стоит говорить. Скажу лишь, что опознать их было невозможно, и да, это крайне неприятно. Я немалую часть своей жизни провел рядом со смертью и трупов повидал за себя, за вас и за того парня; но Васки справлялся лучше, чем я. Когда мы закончили, меня хватало лишь на то, чтобы не показывать, как меня колотит.

Могилы мы засыпали по очереди, и отец Нойж что-то нараспев говорил над ними — я не знал языка, лишь иногда проскальзывало знакомое имя. Иногда Вирры, иногда — покойного. Он поводил руками над могилами и из каждой взял горсть земли, над которой что-то пошептал перед тем, как бросить вниз. Никакой магии я не чувствовал, но с моим амулетом я, пожалуй, и не мог.

Не знаю, чувствовала ли Богиня Демонов.

Где-то на середине церемонии к нам присоединились еще трое: жена Васки, его дочь, лет двенадцати, и младший сын, я так понял, годков шести-семи. Жена принесла корзинку, и я понял, что с самого завтрака ничего не ел, а сейчас уже хорошо за полдень. Столько всего случилось, столько мыслей крутилось под черепом, а желудок требует своей доли. Хотите, смейтесь. Или плачьте.

Наконец, последняя из могил была засыпана, последний ритуал пройден. Все еще стоял день. А казалось, должно быть куда более позднее время…

Васки и я обшарили руины дома и бегло осмотрели прочие строения, но не нашли ничего интересного. Когда пришло время еды, отец Нойж настоял, чтобы мы взяли воды и тщательно омыли руки. В этом действе присутствовало нечто ритуальное, потому, наверное, что мы касались мертвых тел. Было еще светло, когда мы открыли корзинку и приступили к трапезе, которую составили черный сладковатый вязкий хлеб, острый козий сыр, вяленая кетна и светлая, с вишневым запахом, наливка. Странно освежающая, кстати. Несмотря на голод, я ел очень медленно. За едой никто не сказал ни слова. Словно это — тоже часть ритуала. Может, так и было.

Закончили мы уже в темноте. Я кивнул Васки, а отец Нойж сказал:

— Если хотите, я подвезу вас до постоялого двора.

— С удовольствием, — отозвался я. — Да, а входит ли в обычай оплачивать подобную услугу?

— Похороны или проезд? — пошутил он, а потом ответил: — Небольшой взнос в пользу бедных неуместен не будет.

Я передал ему горсточку медяков, он кивнул. Обменявшись несколькими словами с Васки и его семьей, отец Нойж вскарабкался в возок. Лошадь мотнула головой и что-то сказала по-лошадиному, когда я устроился рядом с ним. Отец Нойж развернул возок и покатил к городу. Я не эксперт, но мне показалось, что он знал, как управляться с лошадьми и повозками.

Долгая дорога после долгого дня. Я было задремал и почти заснул, но тут он сказал:

— Отдохните, если желаете. Я разбужу вас, когда приедем.

Я ведь не говорил ему, где остановился. Не то чтобы сие имело такое уж большое значение, но это заставило меня проснуться на весь остаток пути.

— Спасибо, что подвезли, — сказал я, когда мы подъехали к постоялому двору.