— Ты же знаешь, как твой отец относился к Искусству, Владимир. Он не хотел, чтобы мы об этом еще и беседовали. Я редко виделся с сыном после того, как он женился — только когда он приводил тебя после смерти твоей матери. Я хотел бы больше рассказать тебе о ней. Помню, у нее было доброе лицо и мягкий голос…
Что ж, прежде я и этого не знал.
— Знаешь, — продолжил он, — она, как и я, не любила Страну эльфов. Я прибыл из Фенарио, когда… когда должен был уйти. А ее отец пришел сюда или до ее рождения, или когда она была грудным младенцем.
— А почему ушел он?
— Твоя мать не рассказывала.
Я кивнул.
— А как ее звали? До брака, в смысле?
— Не знаю. — Он нахмурился. — Нет, погоди… кажется, знаю. Минутку, Владимир, сейчас поищу.
Он вышел из комнаты; уютный альковчик, Нойш-па его переоборудовал под библиотеку. Где-то через полчаса дед вернулся, держа клочок ветхого пергамента.
— Вот, у меня сохранилась записка от нее, — сказал он. — Я частенько задумывался над этой загадкой.
Я взял пергамент. Пожелтевший от времени, он пахнул так, как и должен был пахнуть, проведя много лет в запертой шкатулке. Я взглянул на него и нахмурился:
— Ты тоже не можешь это прочесть?
— Отчего же, могу. Это рунические письмена, какие очень, очень давно использовались в Фенарио. Говорят, даже до того, как там поселились фенарианцы. Иногда такие попадаются в старинных трактатах по Искусству, поэтому я их и выучил.
Он улыбнулся хорошо известной мне улыбкой; в глазах у деда искрились тайны — забавные, а не смертельные. Он снова взял записку; разбирая текст, ему пришлось отодвинуть пергамент чуть дальше от глаз, чем несколькими годами ранее. Дед откашлялся и прочел:
«Отец, еда была хорошей, а вечер восхитительным. Пожалуйста, прими мою благодарность от лица меня и Пишты. Мы оба очень ждем новой встречи с тобой. С любовью, Маришка Мерс Талтош.»
— Мерс, — повторил я.
Он кивнул.
Я пожал плечами:
— Ну и что тут загадочного?
— А? А ты сам скажи, Владимир, — глаза деда снова заискрились.
— Э… — начал я. — А что тут не так-то? Записка пришла после обеда, верно?
Он кивнул.
— Ну, тогда… да. — Если подумать, действительно. Сперва одно, потом другое… — Во-первых, зачем подписываться полным именем, когда всех дел — черкнуть «спасибо» на пару строчек? Во-вторых, зачем писать эту записку древним руническим письмом?
Он кивнул.
— Вот и я удивляюсь.
— Ты помнишь тот обед? — спросил я.
— О да. Не так часто твой отец тогда заглядывал ко мне…
— Нойш-па?
— Хм?
— А мать была беременна, когда писала это?
Он нахмурился, глаза его сузились, взгляд скользнул вверх и вправо, пока дед копался в памяти. Через минуту он кивнул.
Я улыбнулся.
— Значит, это предназначалось мне, Нойш-па. Как ответ на мой вопрос, если я выживу, а она умрет. Она знала моего отца…
Он ухмыльнулся и энергично кивнул.
— О да! Должно быть, именно так!
— Интересно, где она родилась.
Он пожал плечами.
— Мерс — имя редкое. Ты знаешь, что оно обозначает?
Я покачал головой.
— «Бракомол». Знаешь, что это такое?
— Что-то связанное с деревом. Вроде бы с тем, как из древесины делают бумагу.
Он кивнул и нахмурился.
— Я знаю городок, где производят много бумаги, в западной части Фенарио, где Река Фейри молода и могуча. Городок зовется Бурз.
Я рассмеялся.
— Ну надо же, назвать город — Бурз![1]
— Наверное, запах при изготовлении бумаги тот еще.
— Наверное, — проговорил я.
Городок Бурз с бумажной фабрикой и дурным запахом, где, возможно, родилась моя мать. А у меня как раз нет иных дел, кроме как держаться подальше от лап джарегов. Отправиться на Восток, на историческую родину — весьма удачный ход. Во-первых, драгаэрянин будет там еще заметнее, чем я среди драгаэрян. Во-вторых, в моем случае в ход пойдет Морганти, а в стране колдунов такое оружие буквально кричит «вот оно я» почти на четверть мили. Существуют особые ножны, скрывающие проявления этого клинка от волшебников; точно знаю, сам пользовался. Но даже если возможно создать ножны, скрывающие психическое излучение, какие ощущает колдун, джареги вряд ли знают, как к подобному делу подобраться. Вообще сомневаюсь, что им придет в голову такая необходимость.
На Востоке мне безопаснее, без вопросов.
И я могу отыскать семью матери.
Разговор свернул на иные темы и я не сказал деду, что намерен отправиться на Восток; но затем в течение нескольких дней я получил несколько лекций, в той же манере, которую так хорошо помнил по урокам Искусства: о восточных обычаях, о политическом устройстве Фенарио, о культуре. Дед говорил по-фенариански и требовал от меня того же. Он постоянно придирался к моему произношению, а к акценту — вдвойне.
Гильдии и ковены.
Мы уделили немало времени вопросу о гильдиях и ковенах, и очень хорошо, потому что… Стоп, не буду забегать вперед. Но кое о чем расскажу сейчас, просто чтобы позже вы поняли. Ну, поняли так же, как я, то есть не очень хорошо.