Джайна Праудмур. Приливы войны

На лице Калесгоса отразилась вся гамма противоречивых чувств, что раздирали его душу, и Джайна поняла: она ему отнюдь не безразлична. Мало этого, и он небезразличен ей… однако для милых пустяков и романтических ухаживаний сейчас не время. Пока существует Орда, способная творить такие ужасы, на свете нет места любви. Чтоб уничтожить Орду, пригодится любое оружие, какое только удастся сыскать, и, каковы бы ни были ее желания, Джайна должна превратить свое сердце в сталь.

– Я не могу сделать этого, Джайна, – с мучительной болью в голосе отвечал Калесгос. – Эта непоколебимая… э-э… ненависть – это не ты. Та Джайна, которую я знаю, неуклонно стремилась к миру. И даже готовясь защищать свой народ, надеялась на взаимопонимание. Я не могу поверить, что ты действительно хочешь устроить Орде тот же ужас, какой она обрушила на Терамор. Такого ни один здравый ум, ни одно доброе сердце не может желать никому.

– Значить, ты полагаешь, я повредилась умом? – с легким сердцем, но зло бросила Джайна, высвобождая руку.

– Нет, – сказал Калесгос, – но слишком уж близка к этому, чтобы судить о своих дальнейших действиях разумно. По-моему, сейчас тебя толкают к действию боль и гнев. Конечно, в этих чувствах тебя никто не упрекнет, однако, мысля столь иррационально, браться за дело нельзя! Зная тебя, я уверен: со временем ты пожалеешь об этом.

Джайна сощурилась и сделала шаг назад.

– Знаю: я тебе небезразлична, и все это ты постарался высказать как можно мягче. Но ты ошибаешься. Это я. Такая, какой сделала меня Орда, сбросив на мой город эту проклятую бомбу. Не хочешь помочь? Не слышишь голосов, взывающих к справедливости? Прекрасно. Я обойдусь без твоей помощи. Но, что бы ты ни решил, не смей становиться на моем пути.

Калесгос низко поклонился, а Джайна развернулась и двинулась прочь, крепко прижимая к сердцу книгу – ту книгу, что запер волшебной печатью сам Антонидас, ту книгу, что поможет ей даровать покой душам погибших, ту книгу, что даст ей силы показать врагам весь ужас их гнусных деяний на их же собственной шкуре.

В те дни Гроск, хозяин таверны в Колючем Холме, греб денежки лопатой, а на все прочее ему было плевать. Колючий Холм отроду был заштатным городишкой, как обычно, населенным солдатами да бездомными бродягами, никогда не задерживавшимися здесь надолго. «Надо же, – размышлял Гроск, с ленцой, нехотя «протирая» бокалы, – в Оргриммаре пируют вовсю, а как много народу собралось у меня подзаправиться и хлебнуть грога! Обычно-то никого не видать, а тут…» Хорошее дело. Пора и ему подзаработать – не все же столичным карман набивать. А если не все славят вождя да победу, так что с того? Вон и на Тралла тоже ворчали. Простой народ – его же хлебом не корми, дай только поворчать. Вечно они недовольны – вождем, погодой, войной, другими расами Орды, Альянсом, собственными женками… и все – на пользу бизнесу. Есть такой повод заглянуть в бар, «утопить горе в стакане» называется.

Что же касалось Гроска – пока его грязная таверна была битком набита представителями всех рас Орды, сам он не ждал от жизни ничего дурного.

До тех самых пор, пока на пороге не появились кор’кронцы.

Стоило им показаться в дверях, заслонив проем широченными спинами, в темной таверне разом стало темнее прежнего. Франдис Фарли, безуспешно делавший вид, будто пьет с Келантир Кровавый Клинок, метнул взгляд в сторону выхода.

– Беда, – шепнула Келантир.

– Не обязательно, – так же негромко возразил Франдис.

Прежде, чем его спутница догадалась, что он задумал, неупокоенный замахал рукой и радостно завопил:

– Друг Малкорок! Кой дьявол занес тебя в эту дыру? Пожалуй, и содержимое ночного горшка лучше того пойла, что подает пройдоха Гроск, зато у него дешево и, говорят, в голову шибает, как следует. Подсаживайся, мы тебя угостим.

Кор’кронцы вопросительно взглянули на своего предводителя, и тот кивнул.

– Гроск, налей всем, – пророкотал Малкорок, хлопнув Франдиса по спине с такой силой, что Отрекшийся едва не рухнул вперед, на стол, и презрительно усмехнувшись при виде Гроска, поспешно плюхнувшего перед ними грязные бокалы и огромный кувшин грога. – Что таурены с Отрекшимися здесь, неудивительно, но вот увидеть в этаком месте тебя я, должен заметить, не ожидал.

– Отчего бы? – откликнулась Келантир, сузив глаза. – Видала я места и похуже.

– Возможно, возможно, – протянул Малкорок. – Но почему ты не в Оргриммаре?

– Аллергия на железо, – ответила Келантир.

Малкорок изумленно вытаращил глаза, но тут же запрокинул голову и утробно захохотал.

– Да, похоже, тебе и еще кое-кому сельская жизнь привычнее, – сказал он. – Но где же наш юный бычок Бейн со своим прихвостнем Вол’джином? Я-то надеялся с ними поговорить…

– В последнее время я их не видела, – не спеша проговорила Келантир, водружая ноги на стол. – Я с тауренами почти не общаюсь.