Джайв с манекеном

Андрей ответил не сразу, и провел по лицу жестом бесконечной усталости, словно смахивая с черт незримую паутину.

– Мы не знаем, – нехотя сказал он. – Врачи ставят разные диагнозы. Поначалу подозревали синдром Смита-Магениса, очень похоже. Другие медики считают, что у Насти синдром психофизического инфантилизма… Не знаю!

Последнюю фразу Андрей выкрикнул с невероятной злобой. Я опустила ладонь на его руку и даже погладила, как пса. Он смотрел в пол, не отрываясь, словно ничего интереснее рисунка на ковре не видел. Инга, почти невидимая в полумраке комнаты, часто задышала, но не произнесла ни слова.

– Собаки чувствуют приступы? – спросила я. Андрей вскинул голову и приоткрыл рот от удивления.

– Вы догадались?

– Догадалась.

Андрей слабо улыбнулся и кивнул с легким облегчением.

– Да, Рада чувствует эти… приливы. Начинает беспокоиться задолго до того, как Настя превращается в демона. Рик – наш второй пес – на это не реагирует почему-то, но он вообще довольно ленив. Лева сразу начинает работать с Настей, он – отличный психиатр. За долгие годы он стал почти членом семьи… Только Лев может купировать приступы, больше никому не удается ее успокоить.

– Я понимаю, – сказала я, постаравшись вложить в голос как можно больше сердечности. Получилось так себе, я бы сама себе не поверила, поскольку думала сейчас лишь о том, как выйти из этого мрачного дома и больше никогда не возвращаться. Не поверил и Андрей.

– Вы приедете к нам на Новый год? – спросил он. – Я понимаю, что после произошедшего… Но, прошу, не отказывайте нам. Честное слово, мне так неловко, что подобный инцидент…

Он смешался и замолчал, взяв меня за руку. В голосе не было ни одной фальшивой ноты, только глаза, затянутые мутноватой пеленой извечного мужского желания, говорили отнюдь не о сожалении. И когда наши взгляды встретились, где-то внутри себя я мрачно усмехнулась, увидев поднятый пиратский флаг. Воздух вокруг на миг стал вязким и липким.

– Если вы не придете, значит, мы очень вас обидели, – сказал Андрей, и на этот раз интонации показались поддельными, как дешевые стекляшки, изображающие бриллианты. Я улыбнулась.

– Не беспокойтесь. Я приду.

Андрей настойчиво предлагал остаться на ночь, но я отказалась. Слишком много сумбура было в голове, слишком неприятной казалась атмосфера особняка Левиных. Потому я сказала: «нет, нет, большое спасибо, но мне нужно домой», поймав себя на том, что почему-то едва не произнесла это по-французски.

В гостиной, громадной, как католический собор, двое мужчин устанавливали ель. С ее мягких лап осыпался снег. Наверняка ее срубили где-то неподалеку. Весь поселок окружали еловые заросли. Рядом с елкой, среди открытых коробок с игрушками и мишурой, весело скакала Настя. Она обернулась и с широкой улыбкой на бледном, до синевы, лице, помахала рукой. Я не нашла в себе силы ответить.

Инга, так и не проронившая ни слова, провожала меня до машины. Угрюмая, высокая, с развевающимися черными волосами, Инга ежилась в пальто, засунув руки в сложенные муфтой рукава. Снег падал нам на головы.

По пути я вспомнила, что так и не отдала ей подарка. Выудив кукол из салона, я вручила их Инге, с удовольствием увидев на ее сжатых губах улыбку.

– Какая прелесть, – восхитилась она, щурясь от снега, поворачивая фигурки и так, и сяк. – Где ты нашла это чудо?

– В Париже. Как знала, что пригодится, – улыбнулась я. – Продавец сказал, что это куклы, танцующие джайв. Думаю, тебя это утешит.

Инга метнула на меня странный встревоженный взгляд, но ее вопрос прозвучал спокойно и даже мягко.

– А тебя?

– Так холодно, – попробовала я увильнуть от ответа, – беги домой, простудишься…

– Не финти, – строго сказала Инга, удерживая меня за рукав. – Я, конечно понимаю, что после этого ты вряд ли захочешь к нам приезжать. И даже осуждать за это не могу. Сама понимаешь, в каком ужасе мы живем. Иногда я сестрицу просто ненавижу.

Она произнесла это ровным, лишенным интонаций голосом, констатируя факт. Что-то подсказывало мне не лезть с утешениями.

– У нас ведь гости такая редкость, – буднично продолжила она, но теперь в ее словах послышалась горечь. – Даже несмотря на бабло. Настю нельзя оставить одну надолго. У нее постоянно случаются приступы паники. Лева, конечно, успокаивает ее, как может, но надолго ли его хватит? Он ведь почти не спит уже.

Я не знала, что сказать, потому молчала, прислонившись спиной к холодному боку машины.

– Отец, конечно, возится с Настей, таскает ее по врачам, но, по-моему, все это бесполезно. А мать, – Инга махнула рукой. – По-моему, ей давно наплевать. Она даже сомневается, что могла родить такого Франкенштейна. Мой муж вот не выдержал… Сбежал. Сказал, что не хочет плохой наследственности в семье.

– У всех бывают проблемы, – сказала я, чтобы что-то сказать, но Ингу это только разозлило.

– Да что ты знаешь о проблемах? – вскричала она.

О проблемах я, к своему несчастью, знала достаточно много, но развивать тему не стала, потому кивнула и открыла дверь машины, показывая тем самым, что разговор окончен. Инга мрачно смотрела, как я сажусь в салон, а потом вцепилась в дверцу.