– Я и так мертв. Мы оба мертвы.
Халид помолчал и вышел из комнаты.
Карневич открыл глаза. Тело его плавало где-то в невесомости, и пластиковый пакет в капельнице походил на воздушный шарик, привязанный к его телу.
Он всплывал в сознание медленно, как аквалангист, опасающийся декомпрессии, и первые несколько мгновений он не мог понять, откуда взялась больница и что ему снилось. Потом он перевел глаза со склонившейся над ним медсестры к бело-серой спине с автоматом. «Чеченец, – мелькнуло в голове, – чеченец, они никуда меня не отпустили, они просто разрешили прийти врачу».
Человек с автоматом повернулся, и директор завода увидел веснушчатое лицо и курносый нос спецназовца, посланного опросить ценного свидетеля.
– Мне надо в штаб, – сказал Карневич.
– Сергей Александрович, вам нельзя… – начала было медсестра.
Карневич уже вставал с постели, и бело-серый орал:
– Принесите его одежду! Живо!
Заседание штаба началось в половине восьмого. Оно проходило все в том же классе со сдвинутыми партами, застеленными планом завода, и английским языком по стенам.
Каждый из участников совещания, даже губернатор Озеров, был облачен в камуфляж, и рядом с каждым, как суровое напоминание о военных реалиях, лежал новенький японский противогаз.
Генералы Плотников и Терентьев сидели по обе стороны от начальника штаба. Плотников вполне оправился от вчерашнего стресса: шесть выпусков новостей, просмотренных им подряд, убедили его, что никакого штурма не было, а была неудачная акция террористов.
– Товарищи, – заявил генерал Рыдник, – я обсудил с Кремлем ситуацию. Положение сложное, но не безвыходное. Общее мнение экспертов: чеченцы блефуют. Никакого газа у них нет. Ни о каких уступках загнанным в угол бандитам не может быть речи. Поэтому приказываю: согласно разработанному плану занять позиции и одним ударом уничтожить террористов. Время «Ч» – четыре часа утра.
Травкин наклонился к майору Яковенко и прошептал на ухо: «Если чехи врут, может, нам и план штурма изменить?»
– Если террористы не блефуют, – спросил майор Яковенко, – сколько человек может погибнуть?
– До пяти и даже десяти тысяч, – ответил генерал Рыдник, – это очень большое число, и этими жизнями мы рисковать не имеем права.
– Савелий Михайлович, двое суток назад вы сказали, что Халид Хасаев по кличке Пегий не поставит себя в положение смертника. Как вы оцениваете вероятность того, что он предложит нам и себе выход?
Рыдник помолчал. Этот вопрос не обсуждался с Кремлем. Этот вопрос Кремль не интересовал.
– Я не верю, – сказал Рыдник, – что конечной целью Халида Хасаева является независимость Чечни. Это недостижимая цель, а он не ставит себе недостижимых целей.
И в этот момент дверь распахнулась, и в зал заседаний вошел человек. Рваный дорогой пиджак висел на нем, как на вешалке, лицо его было, как спущенная шина, растекшаяся по асфальту. Классический облик жертвы террора дополняли треснувшие очки в золотой оправе.
Новоприбывший сделал шаг, пошатнулся и упал бы, если б его не поддержал вошедший с ним офицер. Москвичи изумленно переглянулись.
Начальник штаба внезапно вскочил, уступая стул, и человек тут же опустился на место Рыдника. Рядом засуетился холуй, подтаскивая другое сиденье.
– Товарищи, – сказал Рыдник, – это Сергей Карневич. Директор завода. И мой старый друг.
Кто-то из генералов поспешно налил Карневичу воды, и тот дернулся, когда к нему протянулась рука в камуфляже.
– Извините, – сказал Карневич, – я как-то боюсь камуфляжа. Условный рефлекс.
– Мы понимаем, Сергей Александрович, – сочувственно отозвался Рыдник.
– Извините. Я пришел сюда, потому что это важно. – Карневич замер, собираясь с силами. – Хасаев хочет уничтожить полгорода.
– Мы знаем, Сергей Александрович. Точнее, мы знаем, что Хасаев угрожает это сделать.
Карневич повернулся к Рыднику:
– Но это еще не все! Хасаев погибнет со всеми. Погибнут шестьсот-семьсот тысяч. Начнется истерика. Дума потребует ввести чрезвычайное положение, президент выступит с обращением. А потом, через пару недель, чеченцы представят доказательства, что все это время Хасаев был агентом ФСБ и что вся операция разрабатывалась с ведома ФСБ для введения диктатуры в стране.
– И какие это доказательства? – спросил Рыдник.
– Паспорта и оружие для Хасаева были получены с вашего ведома, Савелий Михайлович. Фирма, которая поручила Халиду монтаж системы безопасности на моем заводе, тоже принадлежала вам, а вовсе не брату Хасаева. Я это знаю, как директор. И могу доказать…
– Это называется Стокгольмский синдром, – презрительно сказал генерал Плотников.
Карневич обернулся.
– Все заложники знают, почему был первый штурм, – закричал Карневич, – нам всем сказали! Деньги, который перевел Баров, шли через вашу компанию! И как только двести миллионов долларов пришли на ваш счет, вы приказали начать штурм, чтобы мы все подохли!
– Это был наиболее удобный момент, – сказал Плотников.
– Наиболее удобный?!
И тут со своего места поднялся полковник Травкин. На стол полетела папка с платежками.