Джалалиддин Руми

Земли Рума покинув, в третий раз мы направимся в улей Дамаска.
Ради локонов черных, как ночь, ради кудрей прекрасных Дамаска.
Коль скрывает свой лик Солнце Истины в них,
Хоть не слуги мы и не рабы, но рабы мы и слуги Дамаска.

–

Но, быть может, Шемседдин укрылся на своей родине в Тебризе? Он и туда готов отправиться, лишь бы еще раз, хоть один-единственный раз увидеть своего друга земными глазами. «Истосковавшись по свиданью с Шемсом, мне на ухо нашептывает сердце: «В Тебриз спеши! Тебриз, как гребнем, прочеши!»

Но тут Велед, изнемогая под тяжестью кровавой тайны, решается наконец сказать отцу, что его друга больше нет на свете и потому на земле его искать бесполезно. Он говорит намеками, не сразу: правда может убить Джалалиддина.

Как горько мне, любимый мой: ты в муках и тоске ушел.
Как я молил, как я скорбел! Все бесполезно — ты ушел.
В любой беде лекарством был, любую хитрость обходил.
Лишь раз ты выход не нашел. И вот ты навсегда ушел.
Как месяц, ясен был твой лик, твои объятья — как цветник.
Как ты на землю черную упал? Как в эту землю подлую попал?!
Где твои шутки? Слово где? Где ум, что тайны постигал?
Среди друзей сидел. Нежданно встал и к змеям и червям ушел…
В какую мысль был погружен, что встал и в вечный путь ушел?..
Душа в крови, и некого спросить, ответь же мне, хоть не во сне ушел?
Где твой улыбчивый ответ, что ж ты молчишь, не говоришь?
Ты сердце мне прижег железом раскаленным, в отчаяньи покинул и ушел.
Куда? Ни пыли, ни следа. В какой кровавый путь ты в этот раз ушел?!

Время затягивает раны, превращает уголь в золу, камень в песок. Но никогда не заживет эта рана в душе Джалалиддина.

Все кончено, друг мой, что было, то было.
Кто в мире услышит? Кто в мире заплачет?
Вонзилась стрела ядовитая в печень,
Пробит ею щит, и звенит он и плачет.
Лежу под такого глухою землею, —
Весь мир бы давно задохнулся от плача,
Нет больше тебя, Шемседдин из Тебриза,
О гордость людская! Но люди не плачут.
Нет в этом мире ни уха, ни глаза,
Иначе оглохли б, ослепли от плача.
Но нет в этом мире ни у кого
Ни слуха, ни зренья, кроме него.

Пройдет десять лет. Записывая под его диктовку первую книгу «Месневи», «писарь тайн» Хюсаметтин именем многолетней дружбы попросит поэта поведать миру историю Шемседдина. И поэт скажет: «Не мучь меня! Не касайся этой кровавой распри! Не говори больше о Шемседдине Тебризи!»

И до конца дней друзья не осмелятся расспрашивать поэта о друге. Даже имя его будут вспоминать с опаской, дабы не бередить незаживающую рану. Вот почему осталась в черновиках книга «Бесед», которые вел Шемс с Джалалиддином, а друзья и последователи поэта продолжали молчать о его гибели.

Таинственное исчезновение Шемседдина Тебризи, стихи великого поэта, для которого он был бессмертен, как Солнце, как Истина, со временем родили веру в бессмертие Шемседдина. В один прекрасный день так же неожиданно, как явился в Конью, снова-де явится Шемседдин в дверях обители дервишей Мевлеви. Явится как мессия новой эры.

–

Лишь в середине нашего века при ремонте старой маленькой обители была обнаружена могила Шемседдина Тебризи.

В полу — деревянная крышка. Под нею — каменные ступени, ведущие вниз. Небольшое, в рост человека, помещение. Здесь, у левой стены, — обмазанное гипсом прямоугольное надгробие.

Мы выходим на солнце.

Прямо перед гробницей — остатки пересохшего колодца сельджукской эпохи.

Неподалеку минарет. Он построен много позднее, во времена Османской империи. Но в его стене один из камней, как о том свидетельствует надпись, был когда-то камнем в стене медресе Гевхерташа, пожалованной отцу Джалалиддина Руми.