Читаем Джамбул Джабаев. Приключения казахского акына в советской стране. Статьи и материалы полностью

В целом непременное присутствие Ленина в иконографии сталинского культа, гарантировавшее легитимность Сталина как вождя Советского Союза, объясняется вышеописанным развитием политической теологии в советской культуре. Сталин являлся единственным учеником Ленина, и только он один был в состоянии довести революцию до конца, построить социализм и открыть путь к коммунизму: именно так формулировалось пропагандистское послание в литературе, кино и живописи. В основе этого послания лежит формула «Сталин — это Ленин сегодня», ставшая «излюбленным тезисом литературы 30–50-х годов»[434]. За редким исключением, все панегирические произведения Джамбула репрезентируют Ленина и Сталина вместе, варьируя эту формулу: «В Сталине Ленин бессмертный живет»[435]; «В Сталине ленинский гений горит»[436]; «В [Сталине] солнечный ленинский гений живет»[437]; «Сталин <…> сердце мудрого Ленина бьется в тебе»[438]; «Ленин, ты жив, / Ты в полном расцвете сил. / Мы в Сталине видим твои черты: / Цели немеренной высоты, / Мысли невиданной широты, / Речи неслыханной простоты… / В Сталине ожил ты!»[439]

Сосуществование двух вождей революции в одной медиальной репрезентации явилось толчком для разработки определенных стратегий, способных помочь в преодолении иерархии между первичным Лениным и вторичным Сталиным. При этом превосходство[440] и узурпация играли главную роль. Неразрывную связь этих двух приемов демонстрирует плакат, вышедший в 1951 году (илл. 1).

Илл. 1. Гороворков В. Во имя коммунизма (1951).


На картине под названием «Во имя коммунизма» Ленин и Сталин изображены симметрично относительно друг друга. Сталин, продолжая дело Ленина, повторяет его жест при создании плана электрификации страны. Оба советских вождя в одинаковой позе, с похожими красными карандашами в руках отмечают места на карте. На первый, беглый взгляд они похожи, почти идентичны, но целый ряд деталей доказывает обратное, а именно то, что эпигон Сталин оказывается узурпирующим «двойником», пытающимся загасить свою вторичность, перевернуть ее по отношению к Ленину. В то время как Ленин показывает на карте место строительства запланированной будущей ГЭС (при этом проект той самой ГЭС висит у него за спиной), держа в руках план электрификации от 1920 года, Сталин пытается превзойти эту исходную ситуацию сразу по нескольким уровням. Вокруг него на картине, в правой ее части, на переднем и заднем планах — карты, показывающие уже реализованную электрификацию страны, задокументированную в книге с красной обложкой, лежащей тут же на столе. Сталин не указывает на план ГЭС, а проводит карандашом по территории Средней Азии, а именно Туркменистана: орошение пустыни — следующая после электрификации фаза в строительстве социализма. Гигантские дамбы, построенные при Сталине, выполняли двойную функцию: они не только вырабатывали электричество, но и помогали повысить плодородие земель. В то время как Ленин держит в руках план по электрификации, в руках у Сталина газета с заголовком, сообщающим о социалистическом мире после победы во Второй мировой войне. Но и это еще не все. Завершитель дела Ленина не только превзошел своего учителя в реализации проекта — он узурпирует авторство над проектом в целом. На карте рядом с рукой Ленина лежит письмо, подписанное Сталиным. Этим подчеркивается, что Сталин принимал активное участие в разработке плана электрификации или, более того, что сама эта идея исходила от него. Не случайно письмо Сталина изображено в левом углу картины, меняя тем самым хронологию изображения. Хронологически вторичный Сталин оказывается первичным в истории электрификации Советского Союза. Так, собственно, обстоит дело и в литературной традиции: двойник узурпирует идентитет оригинала. В нашем случае «настоящий» Ленин — не кто иной, как сам Сталин.

В инсценировке своей исторической роли образ Сталина колеблется между статусом эпигональности и первичности. Его вторичность состоит еще и в том, что он находится в конце коммунистического эмблематического ряда, начавшегося с Маркса и Энгельса. Фигура Ленина сыграла в этом ряду переломную революционную роль. С другой стороны, Сталин позиционировал себя вершителем революции, первым строителем социализма и в конце концов тем, кто повел бы страну к коммунизму. Сталин охотно представлял себя Петром Великим, реформатором, основателем городов. Сталин вторичен тогда, когда он представляется учеником Ленина, верно продолжающим дело Ильича. Одновременно Сталин завершил исторический процесс, в котором сам Ленин был только этапом. В этом смысле образ Сталина не вторичен, так как прошлое понимается только как подготовка к «самой счастливой» эпохе в истории человечества.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение