Джамбул Джабаев. Приключения казахского акына в советской стране. Статьи и материалы

Другой, может быть, более неожиданный пример перевода в качестве элемента «экономии дара» можно найти у Бориса Пастернака, который впоследствии по-разному использовал серую зону перевода (о чем речь пойдет ниже). В декабре 1935 года Пастернак считает себя обязанным написать письмо благодарности Сталину. Дело заключалось в том, что, когда осенью того же года неожиданно были арестованы муж и сын Ахматовой, Пастернак помог ей, обратившись к вождю с личной просьбой об освобождении ее близких[505]. При этом он указывал на большие заслуги Ахматовой перед русской культурой. На следующий же день пришло известие о том, что арестованных выпустили из тюрьмы. Когда Пастернак несколько месяцев спустя выражает свою благодарность за оказанную милость («молниеносное освобождение»)[506], он прикладывает к письму Сталину подарок — но не поэму собственного сочинения, а недавно вышедший сборник «Грузинские лирики». Вместо поэтического славословия вождя, которого от него ожидали, он посылает свои переводы сталинских од, сочинения грузинских поэтов П. Яшвили и Н. Мицишвили. В этом случае можно говорить о переводе как о псевдодействии в сценарии экономии дара: Пастернак приносит Сталину «двуголосый» дар от псевдосвоего (переводчика) лица.

Сталинская восточная панегирика, представленная прежде всего именами Стальского и Джамбула, в одном существенном отношении отличалась от переводческой деятельности типа culture planning «сверху» в предыдущие эпохи. Речь идет о статусе оригинальных текстов. Тексты восточных певцов на русском языке в значительной степени были переводами с фиктивных или манипулированных оригиналов, что было общеизвестно в определенных кругах уже в советское время[507]. Практика даже породила соответствующий термин — «Джамбулизация», — введенный переводчиком и переводоведом Евгением Витковским: «Джамбулизация продлилась полвека, приказав долго жить лишь в годы перестройки. Джамбулизированы были все до единой литературы Северного Кавказа <…>»[508].

Сам Джамбул, или Жамбыл (казахская форма имени), был, естественно, не литературной фикцией, а живым человеком. Он был выдающимся представителем устных поэтических традиций своей родины, Семиречья юго-восточного Казахстана, где он родился в «дырявой юрте кочевника зимней метельной ночью 1846 года»[509]. Следуя традиционному для акына пути образования[510], он сначала учился пению и импровизации у известного мастера Суюмбая, а затем участвовал в поэтических поединках — айтысах, — на которых побеждал. Песни свои он исполнял под аккомпанемент домбры, инструмента, который вместе с меховой шапкой стал его отличительным знаком. После 1917 года его публичный облик меняется. По замечанию «Краткой литературной энциклопедии», «[п]еред ним открылись широкие пути творчества и обществ, деятельности»[511]. Под этим имеется в виду и новая тематика (колхозная жизнь казахских аулов, политическая жизнь страны и т. п.), и новые официальные функции (депутата Верховного Совета Казахской ССР, члена Союза советских писателей и т. п.).

Однако, с историей «нефиктивного» Джамбула связаны обстоятельства, осложняющие его персону (вопрос о действительной его личности следует оставить в стороне). Он был безграмотен (по некоторым утверждениям, он не знал русского языка)[512], с чем плохо сочетается, с одной стороны, политическая корректность его произведений на заданные темы, а с другой — их логоцентризм. В славословии Ежову, скомпонованном к 20-летию НКВД в 1937 году, Джамбул демонстрирует основы научных знаний («бациллы холеры») и глубокое понимание всех перипетий внутрипартийной борьбы («троцкистские банды шпионов, / Бухаринцы, хитрые змеи болот»):

Прислушайся: ночью злодеи ползут,
Ползут по оврагам, несут, изуверы,
Наганы и бомбы, бациллы холеры…
Но ты их встречаешь, силен и суров,
Испытанный в пламени битвы Ежов.
Враги нашей жизни, враги миллионов, —
Ползли к нам троцкистские банды шпионов,
Бухаринцы, хитрые змеи болот,
Националистов озлобленный сброд[513]

.

Логоцентризмом отличается новогоднее обращение «Советский Союз», опубликованное в «Правде» 30 декабря 1937 года: «Я говорю: „СССР“ — и блещет синева озер, / Лежат ковры душистых трав в алмазных росах при восходе»[514]. Еще более выраженный пример находим в стихотворении «Я песню пою в лучезарном Кремле», написанном в связи с присуждением Джамбулу ордена Ленина в 1938 году и опубликованном в «Правде»[515]. Орден Джамбул получил на церемонии в Кремле из рук Калинина, к которому стихотворение и обращено: