Джамбул Джабаев. Приключения казахского акына в советской стране. Статьи и материалы

Так разыскали Джамбула. Срочно сочиненное от его имени восхваление Сталину было отправлено в Москву. Сталину ода понравилась. Это было самое главное. Так вот и началась новая и невиданная жизнь Джамбула Джабаева». Этот сюжет Шостакович якобы сравнивал с повестью своего друга Юрия Тынянова «Подпоручик Киже» — рассказом из времен императора Павла о том, как в результате описки в приказе возникла мифическая фигура — подпоручик Киже. Фигура эта проходила длинную карьеру, женилась, впадала в немилость, а в конце Киже даже становился «любимцем императора», и «умирал» в чине генерала. Это рассказ о том, «как несуществующий человек становится существующим. А существующий — несуществующим. И никто этому не удивляется. Потому что это — привычно и типично. И может быть с каждым. „Подпоручик Киже“ читался всеми нами со смехом. И страхом».

Это рассказ о торжестве фикции: «человек в тоталитарном государстве, — объяснял Шостакович-Волков, — значения не имеет. Имеет значение одно — неукоснительное движение государственного механизма. Для механизма нужны только винтики. Сталин всех нас винтиками и называл. А один винтик от другого не отличается. Их легко заменить один другим.

Можно выбрать один из винтиков и сказать: „С сегодняшнего дня ты будешь — гениальный винтик“. И все дружно будут считать именно этот, выбранный винтик, гениальным. На самом деле — совсем не важно, гениален ты или нет. Гением может стать каждый, если прикажет вождь. <…> Дескать, помни — вчера ты „лучший, талантливейший“, а сегодня — уже никто. Ноль без палочки. Дерьмо».

В заключение Шостакович-Волков заметил, что, видимо, призыв «нам Гоголи и Щедрины нужны» был вызван подобными историями: «Это история для Гоголя и для будущего композитора, который напишет, вероятно, удивительную оперу „Нос Джамбула“. Но не я, не я»[58].

Рассказ этот не только неаутентичен, но и полон противоречий. Тем он и интересен, поскольку отражает расхожую контрмифологию Джамбула. Ее разветвленность, наполненность «подробностями» и гротескность зеркально отражают отсутствие деталей и откровенную сказочность официального мифа.

Что известно достоверно, так это дата всесоюзного открытия Джамбула: 7 мая 1936 года, когда «Правда» напечатала его толгау «Моя Родина» в переводе Павла Кузнецова. Последующее участие в московской Декаде казахского искусства превратило старого акына во всесоюзную знаменитость: «Советская литература обрела поэта, полномочно представившего вековые поэтические традиции казахского народа и обратившего мастерство импровизатора на разработку главнейших тем современности»[59]. Однако обстоятельства открытия Джамбула куда темнее, чем Стальского.

Если в случае со Стальским точно известно, кем именно, когда и при каких обстоятельствах он был «открыт», то открытие Джамбула покрыто мраком, что породило множество историй — в том числе и вполне фантастических. Эта мифология похожа на матрешку. Рассказ Шостаковича-Волкова контаминировал многие. Наиболее распространена история, описанная Александром Жовтисом в его «Непридуманных анекдотах», о том, как молодой предприимчивый поэт Павел Кузнецов напечатал перевод патриотических од некоего акына Маимбета. Публикация была встречена весьма благожелательно: