Джампер. История Гриффина

Пока папа спускался, я успел переодеться в комбинезон и надеть очки, повесить на шею защитную маску. Когда он появился, с трудом пробираясь по песку и камням, я вынимал пейнтбольное ружье и контейнер с патронами и углекислотными картриджами.

Он сделал пару глотков из бутылки с водой, затем предложил ее мне. Пока я пил, он надел очки и зарядил ружье.

– Не жди, пока я выстрелю. Шарик летит, очень быстро – может, двести футов в секунду, – но ты все равно вполне можешь прыгнуть прежде, чем он долетит до тебя, если находишься достаточно далеко. Пули летят со скоростью тысяча футов в секунду. Будешь ждать выстрела – и ты убит. Никому никогда не позволяй даже направлять на тебя оружие!

Я только начал надевать маску, когда он выстрелил, в упор, прямо мне в бедро.

– Вот хреновина! – крикнул я-, хватаясь за ногу.

Краска была красной, и я был весь заляпан ею.

– Что ты сказал? – Папа старался выглядеть сердитым, но видно было, что это его позабавило. Я мог бы поклясться – он еле сдерживал смех.

Я моргнул, глядя на красную краску на руке. Нога болела. Болела сильно, но эти слова мне запрещено было произносить. Я только открыл рот для ответа, но папа меня опередил, снова подняв ружье ео словами:

– Ладно уж. Плох не тот конь, что стютыкаетея, а тот, что спотыкается дважды…

Брызги краски разлетелись по гравию, но я уже отскочил на двадцать футов в сторону. Папа резко повернулся и выстрелил, но меня не задело – не потому, что я вовремя отскочил, а просто он промахнулся. Я почувствовал ветерок от пронесшегося рядом с моей головой снаряда, но в следующее мгновение уже был далеко за автомобилем, и второй выстрел, просвистел в пустоте, прежде чем взорваться в кустарнике.

– Ладно! – крикнул он. – Играем в прятки, без правил!

Я развернулся и принялся громко считать. Сначала был слышен хруст его шагов по гравию, а потом – ничего. В ту секунду, мак досчитал до тридцати, я прыгнул в сторону, на тридцать футов, ожидая услышать хлопок пейнтбольного ружья, но отца поблизости не было.

В русле просматривалось несколько песчаных участков, и на одном из них можно было различить вереницу широко разнесенных свежих следов, ведущих вдаль. Я прыгнул туда, не касаясь гравия, и пошел прямо по ним.

Мне было нужно найти его и не оказаться подстреленным. Но прыгать я мог сколько душе угодно. Внутри излучины расстояние между шагами на песке сократилось, но они тянулись еще футов пятьдесят и наконец прерывались посредине русла. Прерывались.

Папы там не было, и поблизости не было ничего такого, на что он мог бы встать. На долю секунды я задумался, а может… может, папа…

Шарик с краской попал мне в зад. Он не причинил такой боли, как предыдущий, однако ранил мою гордость. Я закрутился в прыжке и отлетел в сторону, на десять футов, поскальзываясь – за мной, должно быть, обвалилось фунтов десять грязи, и телепорт колебался в воздухе, где я только что был. Сжимающийся, блекнущий телепорт.

Папа вышел из-за кустарника. Ружье болталось у него на боку.

Я указал на череду следов на песке:

– Ты что, прыгнул?

Он засмеялся так, что было похоже на лай:

– Нет уж, дудки! Я всего лишь повернулся и пошел обратно по собственным следам! – Он махнул рукой в сторону камней у своего укрытия: – Сошел с песка вон там, и дело в шляпе.

Потом указал на землю пальцем и покрутил им, словно размешивая напиток соломинкой:

– Еще раз.

Я повернулся и стал громко считать. Он побежал, крикнув через плечо:

– Смотри не только на следы!

Примерно этим мы и занимались весь следующий час. Играли в прятки с правилами (это когда я не мог прыгать, пока не увижу его), и в салочки (при этом я должен был коснуться отца и исчезнуть, не дав себя подстрелить), и в колдунчиков (я мог прыгать только внутри большого квадрата на песке, пока папа стрелял, выстрел за выстрелом). Один раз он задел край телепорта, на противоположном конце которого я находился, и шарик с краской разорвался, разлетелся на пластиковые ошметки и фонтан брызг. В другой раз я прыгнул слишком поздно, и шарик влетел следом за мной, пронесся сквозь кустарник, четко повторяя мою траекторию, но миновал меня.

Отец был удивлен:

– Ого! Я, кажется, никогда такого не видел раньше!

В папином представлении телепорт – это что-то вроде волны от плывущего корабля. Я оставляю позади себя нечто похожее на турбулентность, а может, даже дыру.

Когда я прыгаю второпях, поскальзываясь, этот шлейф еще больше, он утягивает с собой много всякой фигни. Когда я сконцентрирован, телепорт если и появляется, то совсем крохотный, и исчезает почти сразу.

Мы наигрались вдоволь. Когда папа сказал «достаточно», у меня уже была очередная отметка на правой лопатке, но он и сделал семьдесят заходов. Папа дал мне выстрелить двенадцать раз по валуну – достаточно, чтобы разрядить последний картридж с углекислотой, и только после этого мы отправились домой.

Он ничего не сказал про то, что я матерился, а я – про то, как он подстрелил меня в ногу.

Мы были квиты.

По вторникам и четвергам я занимался карате.