Джанан. Пленница тирана

– Что здесь происходит? – громыхает незнакомый мужской голос. – Лутфия!

– Шуджа, – побледнев, тихо произносит Лутфия. – Тут… Я не знала, что ты вернулся.

Я слышу, как мужчина обходит и наконец становится передо мной. Я боюсь посмотреть на него, хоть и чувствую на себе прожигающий взгляд.

– Вот она – причина всех бед в гареме, – растягивая слова, произносит он. – Сними шелу.

Трясущимися пальцами я отстегиваю ткань, и она, зашуршав, опадает вдоль моего лица. Почему-то у меня даже не возникает мысли поспорить с Шуджой. Он цыкает.

– Посмотри на меня, – приказывает мужчина, и я наконец перевожу на него взгляд. Мои глаза расширяются. Если господин и Валид выглядят устрашающе, но в целом цивилизованно, то этот мужчина похож на жестокого мародера, разбойника с большой дороги. Такой убьет, и глазом не моргнет. Не даром я его боялась. Его загоревшее обветренное лицо по диагонали пересекает шрам, который немного искажает черты. На нем черная одежда, такого же цвета гутра, концы которой заткнуты под воротник дишдаши. Вообще он выглядит так, словно только приехал из пустыни. – Не успеваю вернуться, как получаю весть о том, что у нас в гареме изнасилованная девка, из-за которой были нарушены порядки.

– Я не девка!

Выпалив это, я осознаю, насколько смелым было мое замечание, и даже примерно понимаю, какое меня ждет наказание за эту вольность. Я опускаю взгляд в пол и пытаюсь проанализировать недавние слова Хаи о том, что Шуджа страшен, Валид еще страшнее, а господин Заид страшнее их обоих. Хотя внешне хозяин особняка выглядит самым цивилизованным и спокойным из них.

Глаза Шуджи сужаются и теперь режут меня, словно лазером.

– Убрать из гарема, – сухо приказывает он. Хая с Лутфией испуганно переглядываются.

– Но она не в гареме, Шуджа, – тихо произносит Хая.

– Лутфия, не заставляй меня повторять, – так же жестко произносит он.

Хая подхватывает меня под локоть и тащит на выход.

– Постойте! Меня отец отдал господину Заиду! Я… – пытаюсь спорить, но взгляд мужчины остается равнодушным и в то же время грозным.

– Мы в курсе твоей ситуации. Уводи, Хая, – спокойно произносит Шуджа. – Лутфия, кто ее так разукрасил? – Его вопрос – это последнее, что я слышу перед тем, как за нами с Хаей закрывается дверь.

Я пытаюсь вырваться, плачу, упрашиваю Хаю оставить меня, но она непреклонно тащит меня в комнату прислуги. Как только мы входим, она закрывает за нами дверь и наконец отпускает меня. Сама обходит все помещение, проверяя, нет ли кого-то здесь. Убедившись, что мы одни, снова подходит ко мне и встряхивает за плечи.

– Тебе было сказано оставаться тенью! – рявкает она на меня. – Шуджа теперь обрушит небо на мою голову за то, что я тебе потакала!

– Хая, прошу! Умоляю, не выгоняй! Куда же я пойду? Пусть меня хотя бы домой отвезут! Или позволь позвонить отцу, он заберет меня!

– Некому забирать, – севшим голосом отвечает она.

– Что?

Я смотрю на нее расширившимися глазами.

– Твои родители мертвы.

– Нет, ты не поняла. – Я медленно качаю головой. – Я про своих тетю и дядю. Мои настоящие родители мертвы, биологические. Но те, которые меня воспита…

– Мертвы! – отрезает Хая, и у меня под ногами начинает качаться пол.

– Что? – сипло выдавливаю из себя. – Откуда ты?.. Кто?..

– Их убили, Амира.

Я оседаю на пол, потому что ноги совсем не держат. Осознания нет, как и веры в то, что моих родителей кто-то мог убить, но тело уже реагирует на эти вести. Это из-за меня? Я слышала, как Лутфия говорила Хае, что Валид разозлился, узнав о моем изнасиловании, потому что его можно было избежать, если бы папа выполнил обещание привести меня лично, данное Заиду. Так это Заид, получается, убил их? Выходит, папа хотел как лучше, а в итоге пострадал из-за меня? Я вцепляюсь в подол абаи так сильно, что ткань под побелевшими пальцами начинает трещать, и вою. Так громко и так сильно, насколько хватает дыхания и голоса. Из глаз совсем не бегут слезы, но голос… Мне кажется, я реву, словно раненный зверь. Мир вокруг кружится, трясется и гремит. Я чувствую на себе руки, слышу пытающиеся заткнуть меня голоса, кто-то произносит слова успокоения, но я не могу прийти в себя. Я как будто нырнула на глубину, где нет доступа ни кислороду, ни звукам. Они доносятся до меня приглушенным шумом, который булькает в моих ушах, но не несет в себе никакой информации. Я лишь чувствую, как адская боль разрывает грудную клетку и голову, которая, кажется, готова взорваться. Вою и вою, пока меня не покидают силы. Потом я просто проваливаюсь в тяжелый сон без сновидений.