Джанга с тенями

— Заткнись, тыква! — сглотнул Халлас, со страхом смотря на реку. — И без тебя тошно!

— Ну так иди в кустики, чтобы народ не смущать, и поблюй, посоветовал добрый карлик.

Халлас застонал и сжал рукоять боевой мотыги.

— А ты песенку пой, — предложил гному Кли-кли. — Мне помогает.

— Правда? — В глазах у гнома сквозило недоверие вперемешку с надеждой. — А чего петь-то?

— Ну, спой "Молотом по топору". Или "Песнь безумных руд окопов". Делер хлопнул по спине Халласа. — Прошу на борт!

Гном сглотнул, позеленел еще сильнее, в сотый раз сообщил всем, что он ненавидит лодки, и шагнул на паром.

— Кли-кли, давай, — мотнул седой головой Дядька.

— Ну уж дудки! Я с Гарретом поплыву!

— Твое дело, тогда Фонарщик. Все, отчаливайте, мы следующие!

— Навались, ребятушки! — крикнул паромщик со своего места.

Работники налегли на барабан, зазвенела выбираемая цепь, и паром поплыл к противоположному берегу.

Здесь, на берегу, остались я, Кли-кли, Дядька, Арнх и Угорь вместе с вьючными лошадями. Второй раз парням паромщика не придется так налегать на рукояти барабана.

К этому времени паром преодолел четверть пути, и безмолвную утреннюю тишину нарушило пение Халласа. Я не завидовал тем, кто сейчас был на пароме — певец из гнома, как из меня фея с крылышками. Халлас орал во всю глотку, фальшивя и завывая так, что его песня была слышна даже в Болтнике. Жители городка вряд ли скажут гному спасибо за такое чудесное утреннее пробуждение.

— Во распелся-то, — хмыкнул Арнх, закидывая ножны с мечом себе за спину. К неизменной кольчуге прибавилась кожаная куртка с нашитыми на нее пластинками, поножи, наручи и кольчужные перчатки. Арнх поймал мой озадаченный взгляд. — Пограничное королевство близко, надо вернуться на родину во всеоружии.

— До Пограничного королевства двухнедельный переход…

— Ну и что?

Х'сан'кор поймет этих жителей Пограничного королевства. Их мясом не корми, дай только напялить на себя побольше железа. Близость к восточным лесам Заграбы — владениям Первых — творит с людьми довольно странные штуки.

Между тем Халлас не успокаивался и надрывался за двоих, грозясь перепугать всю округу.

Безусый иль немолодой,
Мальчишка иль старик седой,
Коль дух твой молод!
Зимой и в летнюю пору
Услышишь, как по топору
Ударит молот!
В тот час, когда замолкнет хор
Лесов, что у подножья гор,
В безмолвном страхе!
И из могил со всех концов
Восстанут сотни мертвецов
В могильном прахе!
И обнажится кость земли,
Что не увидишь ты в пыли,
И реки — вены!
В один удар, в один напор,
Пронзят беззвучно сердце гор,
Ломая стены!
Под этот битвы страшный шум
Войдут без страха и без дум
Армады мертвых!
Их встретят тысячи бойцов
Цвет бородатых молодцов,
На руку твердых!
Сойдутся в схватке щит на щит
Так, что и сталь там затрещит
И меч согнется!
И дрогнет нежити стена,
Враз побелев, как седина,
И распадется!
Те ж, что останутся стоять,
В себе не в силах удержать
Безумья волны!
Вновь, распалясь, промеж собой,
Учинят снова этот бой,
Бессилья полный!
И оросится борода
Предсмертной кровью, что всегда
Пыл остужает!
Гуляет бойко меж голов
Спор молотов, стук топоров,
Род освежая!
Старуха-смерть, в конце концов,
Обрядит бережно бойцов
В могильный холод!
В мороз и в страшную жару
Мы ждем, когда по топору
Ударит молот! [28]

Три раза Халлас не успевал закончить куплет и перегибался через борт парома, извергая утренний завтрак в воду.

— Эк его разобрало-то, беднягу! — сочувственно вздохнул Дядька.

Паром между тем ткнулся в берег, и маленькие фигурки людей, в которых я едва различал своих спутников, стали выводить лошадей. Одна из фигурок упала на берег, да так и осталась лежать. Кажется, это был Халлас.

Паром двинулся в обратном направлении.

— Готовимся. Арнх, подводи лошадей.

— Гаррет, а Гаррет! Ты меня за руку будешь держать?

— Кли-кли, тебе опять неймется?

— Да нет, я серьезно! Я плавать не умею! А вдруг упаду?!

— Сядешь на середине парома и ничего страшного не случится, — успокоил я его, так и не поняв, то ли гоблин задумал очередную каверзу, то ли он действительно не умеет плавать.