Каждая из песен «Джангариады» — целая поэма с увлекательной, замысловатой фабулой. Сюжет этих песен развивается стремительно, повороты его неожиданны, но обдуманны. Всюду чувствуется глаз художника, наблюдательного, страстного, своеобычного. Повторяющиеся отступления посвящены главным образом облачению богатыря, снаряжению коня в поход, описаниям отъезда и прибытия. Автор с тем большим удовольствием останавливается на подобных описаниях, что речь идет о вещах, близких и дорогих его сердцу, сердцу степного кочевника.
Эти описания часто вырастают в величественные эпические картины народной жизни, боев, конских скачек. Пусть они замедляют повествование, зато сколько в них света, воздуха, беспредельного степного простора! Сюжетные линии каждой главы поэмы образуют запутанную сеть, но распутывается она естественно, остроумно, в неистовстве фантазии есть невидимая внутренняя стройность.
Герои «Джангариады» испытывают множество приключений, путешествуют по неведомым странам, на земле и под землей. В их характеристике немало условного: ширина лопаток Хонгора равна семидесяти саженям, он семьдесят раз подряд опорожняет кубок с хмельным напитком; Гюзан Гюмбе занимает на пиру место сорока человек; Шикширги преодолевает огромную гору, всего лишь «дважды шагнув»; у Джангара на лбу сияет лик буддийского божества; Алтану Цеджи открыто все, что происходит в мире, на девяносто девять лет вперед и все, что произошло девяносто девять лет назад.
В этой условности черт есть своя последовательность; пусть богатырь наделен чудесными свойствами, но эти свойства присущи только ему, — так возникают резко очерченные индивидуальности. Автор приписывает героям сверхъестественную волшебную силу не только потому, что взаправду верит в нее, сколько потому, что стремится выразить как можно полнее свой восторг, свое преклонение перед любимыми богатырями. Примечательно, что герои поэмы в поступках, в действиях редко пользуются своими чудесными свойствами.
В «Джангариаде» охотно используется поэтическая сила точного числа. Это глубоко продуманный художественный прием: когда описания волшебных стран, морей и гор, сражений и поединков богатырей-великанов сопровождаются сухими цифрами, мерами длины, мерами времени, эффект получается удивительный, возникает иллюзия действительного существования этого сказочного мира.
Заметки о поэтике «Джангариады» будут неполными, если переводчик не остановится на особенностях стиха — ритма, рифмы, строфики. Об этом писалось уже в первом издании русского перевода поэмы, которое вышло восемнадцать лет назад.
Ритм поэмы долгое время оставался для меня загадочным. Сколько я ни вчитывался в подлинник, я никак не мог уловить стихотворный размер. Мне даже порой казалось, что памятник написан не стихами, а прозой. Это впечатление усиливалось незначительным количеством гласных. Высказывания же ученых по этому вопросу оказались крайне противоречивыми: изучение калмыцкого стиха находилось в зачаточном состоянии.
Мне посчастливилось в том смысле, что моей работой, чтением специальной литературы руководил калмыцкий писатель Баатр Басангов, замечательный драматург, литературовед и лексикограф, страстный поклонник «Джангариады», знаток истории, обычаев, устного творчества родного народа. По его предложению мы предприняли ряд совместных поездок по калмыцкой степи, чтобы познакомиться с музыкой «Джангариады» из уст народных певцов, джангарчи, исполнявших поэму в сопровождении домбры.
Вслушиваясь в различные варианты в исполнении Ара Човаева, Дава Шавалиева и других сказителей, я стал различать плавный, пусть не похожий на европейские стихи, ритм. Почему же я не улавливал его при чтении? В калмыцком языке слово имеет два ударения: главное, падающее на первый слог, и второстепенное, музыкальное, падающее во многих случаях на последний слог. В письменной литературе, как и в живой речи, ударение почти всегда падает на первый слог, а остальные гласные произносятся кратко, чаще вовсе не произносятся. Я уже писал, что меня поразило при чтении оригинала незначительное количество гласных: создавалось обманчивое впечатление, что поэма написана не стихами, а прозой. Если же прочесть «Джангар» так, как его исполняют джангарчи — пользуясь музыкальным ударением, падающим во многих случаях, главным образом в конце строки, на последний слог, — то неударные гласные обретут ясность и силу, а строки — плавный ритм и стихотворный размер.
Сопоставление записей, сделанных со слов различных джангарчи, привело к выводу, что стих «Вступления» и первых восьми песен состоит из восьми-девяти слогов (хотя встречаются строки с большим и с меньшим количеством слогов), а стих последних четырех песен состоит из одиннадцати — тринадцати слогов. Так в основу русского перевода легла музыкальная мелодия «Джангариады».