Джанки. Гомосек

В кирпичном Викторианском доме на Уэст Севентиз проживал один старомодный доктор. Перед ним было просто необходимо предстать в облике джентельмена. Если вам удавалось пройти в его кабинет, значит облик покатил, но, не взирая на это, он выписывал только три рецепта. Другой врач был вечно пьян, и всех делов то было, застать его в нужное время. Довольно часто он выписывал рецепт неправильно, приходилось возвращать на правку. В таком случае, с определенной долей вероятности, сей слуга Гиппократа мог заявить, что это подлог и порвать его в клочья. Третий пребывал в глубоком старческом маразме и приходилось самому помогать ему выписывать. Тут он мог забыть, что делал, положить ручку и предаться долгим воспоминаниям о пациентах высшего общества, прибегавших к его услугам. Особенно любил рассказывать о неком генерале Горе, сказавшем однажды: «Доктор, я обращался в клинику Майо, но должен сказать, что вы знаете больше, чем весь тамошний персонал вместе взятый». Остановить дедка было невозможно и наркоман, доведенный до белого каления, терпеливо всё это выслушивал. Зачастую, в самую последнюю минуту, врывалась докторская жена и рвала рецепт ко всем чертям, или, по крайней мере, отказывалась заверить, когда запрашивала аптека.

Вообще то, пожилые врачи, в отличие от молодых, более предрасположены к выписке. Одно время клевым источником были врачи эмигранты, но очень скоро наркоманы их засветили. И весьма часто, услышав о наркотиках, они просто зверели и угрожали вызвать полицию.

Эскулапы взращены на раздутых представлениях о своём исключительном положении в обществе, причём настолько, что в целом, конкретный подход представляется наихудшим из возможных вариантов. Они не верят вашим болезным историям, но, тем не менее, желают хоть что нибудь услышать для проформы. Выходит нечто вроде восточного ритуала сохранения хорошей мины при плохой игре. Один парень играл в благородного, отказываясь выписать неприличный рецепт даже за тысячу долларов. Остальные же из кожи лезли вон, чтобы представить происходящее как рабочие отношения с законопослушными пациентами. А если ты заявишь с порога: «Послушайте, док, мне нужен рецепт на эМ эС, и я готов заплатить за него двойную цену», – коновал придёт в бешенство и вышвырнет тебя из кабинета. Врач – он тоже вроде больного; к каждому нужен индивидуальный подход, иначе останешься на бобах.

Рой стал таким кремнистым джанки, что для того, чтобы держаться с ним наравне и получать свою долю, мне и Герману приходилось колоть больше, чем нам требовалось. Экономя джанк я стал пускать по основной, да и кроме того, немедленный приход оказался гораздо лучше. С выдачей по рецептам у нас была куча обломов. Большинство аптек выдавало морфий по рецептам только два, а то и один раз, во многих и того не делали, просто посылали. Лишь в одной мы каждый раз затаривались, и, в конце концов, всё стали сносить туда, невзирая на совет Роя распылять по разным местам, чтобы инспектору было труднее их вычислить. Слишком уж напряжно было таскаться от одной аптеки к другой, так что обычно мы закруглялись принося их в одно и тоже место. Я научился тщательно прятать свой продукт – «заныкивать», как говорят «по фене». Рою и Герману никак не удавалось обнаружить и немного попользоваться.

Взять джанк спрятанный другим джанки – значит «раскрутить (кинуть, поставить) его на заначку». Уберечься от этой формы воровства, особенно если торчишь вместе, довольно трудно, потому что джанки прекрасно знают, где искать заначки. Некоторые таскают свой продукт на себе, попадая, таким образом, в случае полицейского шмона, под статью за хранение.