Джанки. Исповедь неисправимого наркомана

Офис этого медицинского светила, находившийся на территории джанки, размещался на Сто второй улице, в сторону от Бродвея. Сам он – дряхлый старикашка, физически не мог препятствовать нашествию в свой кабинет наркоманов, бывших, по сути дела, единственными его пациентами. Очевидно, каждодневное наблюдение толпы мнимых больных придавало ему ощущение собственной значимости. Я полагаю, он достиг того уровня, когда явления внешнего мира предстают перед тобой в полном соответствии с твоими эстетическими запросами, так что выглядывая в приемную, вместо сборища жалких торчков, пришедших раскрутить его на рецепт, видел довольно известных и обеспеченных клиентов, одетых в соответствии со стандартами высшего общества начала века.

Рой отправлялся в плавание через каждые две-три недели. Эти рейсы, как правило краткосрочные, были связаны с перевозками военных грузов. Как только он сходил на берег, мы, в обычном порядке, спускали по назначению несколько рецептов. Поскольку старый коновал-маразматик со Сто второй в итоге окончательно рехнулся, ни в одной аптеке больше его рецептов не принимали. Но жизнь продолжалась, и Рой откопал новый источник рецептов – врача-итальянца из Бронкса.

Я кололся периодически, до подсадки было ещё далеко. Зато переехал – моим новым обиталищем стала квартира на Лоуэр-Ист-Сайд. Многоквартирный дом, дверь открывалась в кухню.

Вечерами стал зависать в баре «Энгл», иногда пересекаясь с Германом. Я сумел растопить холод недоверия от нашей первой встречи и вскоре спонсировал его на жратву с выпивкой, а он, помимо того, регулярно стрелял у меня мелочевку. Сесть к тому времени Герман ещё не успел, да и по жизни садился редко, пока не объявлялся какой-нибудь очередной спонсор. Но вот просто под кайфом или в полной прострации находился постоянно – будь то от дури, бензедрина или «дураколов». С Уайти, здоровенным кретином-ханки (поляком), он каждый вечер захаживал в «Энгл». В тамошней тусовке уже было четверо Уайти, что способствовало всяческой путанице. Новоприбывший сочетал в себе болезненную восприимчивость невротика с психопатической тягой к насилию, пребывая в непоколебимой уверенности, что он никому не нравится. Это обстоятельство, казалось, доставляло ему ужасное беспокойство.

Как-то во вторник вечером, мы с Роем стояли в «Энгле» за стойкой, в самом дальнем углу. Тут же ошивались «метрошный» Майк с Фрэнки Доланом, слегка косым на один глаз ирландским недомерком, специализировавшимся на пошловатых остротах и зверских избиениях беззащитных пьянчуг, сваливая потом всё на своих сообщников. «У меня же совести нет, и не было», – мог заявить он с полным на то правом, и хихикнув, добавить: «Я ведь законченный подонок».

У «Метрошного» Майка было широкое, бледное лицо и длинные зубы. Он напоминал особую разновидность подземных животных, добычей которых становятся наземные зверьки. Репутацию квалифицированного «бухолова» ему изрядно подгадила крайне подозрительная внешность. Увидев его, любой полицейский автоматически делал стойку. Так что Майк хорошо был известен дежурящим в метро фараонам, и почти половину своей жизни провел на Айленде, отбывая «пять-двадцать девять» за грабеж.

Этим вечером Герман отрубился, закинувшись «нембиз», лицо «размазало» по стойке. Уайти, пытаясь сесть на халяву, прохаживался вдоль стойки, цепляясь абсолютно ко всем. Ребята за стойкой напряженно замерли, судорожно сжимая свои недопитые стаканы и, рассовывая по карманам мелочь. Услышав, как Уайти сказал бармену: «Будь столь любезен, сохрани это для меня», – я повернулся и заметил, что тот передал через стойку большой складной нож. Сидевшие рядом притихли, приуныли. Натянутая атмосфера придала флуоресцентному освещению бара особый зловещий оттенок. Все, за исключением Роя, боялись Уайти. Рой же мрачно потягивал пиво. Его глаза светились своим особенным блеском, длинная, нескладная фигура нависала над стойкой. Он смотрел не на Уайти, а в противоположную сторону, где были отдельные кабинки, проронив, за всё время, единственную фразу: «Он пьян не больше меня. Просто хочет нажраться за чужой счёт».

Уайти стоял посередине бара со сжатыми кулаками, по лицу текли слезы

– Во мне же ничего хорошего, – повторял он. – Ничего хорошего. Ну может ли кто-нибудь понять… Я ни хрена не просекаю из того, что делаю…

Посетители старались убраться от него как можно дальше, по возможности не привлекая к себе внимания.

Внутрь зашел «Метрошный» Слим, изредка работавший с Майком в паре, и громко заказал пиво. Высокий, костлявый, лицо неприятное, взгляд удивительно безжизненный, как у деревянной маски. Уайти хлопнул его по спине и до нас донеслось:

– Да какого чёрта, Уайти…

Прозвучало ещё что-то, оставшееся между ними. Видимо Уайти успел забрать свой нож у бармена. Он пододвинулся вплотную, и его рука неожиданно врезалась в Слимовскую спину. Тот со стоном рухнул на пол прямо напротив стойки. Уайти же, оглядевшись, зашагал к выходу. Нож свой сложил и сунул в карман.

– Пошли отсюда, – сказал Рой.