Джастин Кейс

Но родители уже в его комнате, улыбаются и издают нечленораздельные звуки над маленьким созданием с серьезным взглядом и совсем черными глазами. Дэвид вздохнул, сел и взглянул на новорожденного брата. «Ладно, посмотрел, и что теперь?» – подумал он.

– Он тебя, разумеется, пока не видит. – Его отец, как всегда, все знает лучше всех. – Новорожденные несколько недель не фокусируют взгляд.

Дэвид уже собирался лечь обратно спать, но тут заметил, что младенец смотрит на него со странным выражением сочувствия и превосходства.

«Я Чарли, – сказал взгляд ребенка, так же отчетливо, как если бы он произнес эти слова вслух. – А ты кто?»

Дэвид уставился на него.

Брат со всей учтивостью повторил вопрос помедленнее, будто обращался к слабоумному. Так все-таки, кто ты?

Дэвид нахмурился.

Малыш склонил голову набок, и на его лице промелькнула тень жалости. «Такой простой вопрос», – подумал он. Но если его брат и знал ответ, он не подавал виду.

Чарли это озадачило. Следующие несколько месяцев он пытался получить ответы от родителей, но отец вечно был на работе, а мать оказалась на удивление плохо осведомлена о своем старшем сыне. «Раньше он так не задерживался», – говорила она с горькой улыбкой, или: «Он мог бы почаще убирать у себя в комнате». Но ни слова о том, кто он. А когда она замечала, как Чарли внимательно смотрит на Дэвида, то думала: «Как мило. Братская связь».

Но никакой братской связи не было. Чарли сравнивал знакомого ему Дэвида с Дэвидами на семейных фотографиях по всему дому. Младшие Дэвиды выглядели более жизнерадостными и безмятежными. Они держали книжки, мороженое или велик и доверчиво глядели в камеру. Младшие Дэвиды пинали мяч, лазили по деревьям, задували свечи на именинном пироге. У них были четкие контуры и безоблачный взгляд.

Но Дэвид, которого Чарли знал, был дрожащим студенистым сгустком нервов. Новый Дэвид напоминал Чарли одну открытку, на которой изображение клоуна постепенно превращалось в канатоходца, в зависимости от того, как ее повернешь. Когда начались эти перемены, ребенок не знал. Судя по фотографиям, контуры его брата стали смазываться где-то между тринадцатью годами, когда он играл в футбол, и четырнадцатью, когда он перестал быть единственным ребенком на семейном портрете.

Немалую часть своей короткой жизни Чарли провел в беспокойстве за старшего брата. Вот и сейчас он бросил на середине игру в ослика и макаку, чтобы собраться с мыслями. Он понимал, что его недавняя попытка полетать была ошибкой. Похоже, она вытолкнула его брата за какую-то невидимую точку невозврата, и Чарли сожалел об этом. Он хотел все исправить, дать Дэвиду совет, как снова обрести твердую почву под ногами. Но брат никак его не слушал.

Или все-таки слушал, но почему-то был не способен понять. И это беспокоило Чарли больше всего.

4

Любой другой на месте Дэвида Кейса, пережив недокатастрофу того летнего дня, подумал бы, что ему крупно повезло.

Любой другой обитатель скучного городка Лутона подумал бы, что всякое бывает; воспринял бы это как лишнее напоминание о хрупкости человеческой жизни, о том, что всем нам необходима определенная доля бдительности, чтобы избежать многих уготованных жизнью трагедий. Наконец, любой другой похвастался бы, что спас жизнь брату.

Но Дэвид Кейс не принадлежал к числу «любых других». Неясные тревоги и параноидальные фантазии, терзавшие его месяцами, в тот день наконец обрели четкую форму. В одно мгновение все встало на свои места, и из мутной путаницы образов проступила одна-единственная мысль:

Он обречен.

На следующее утро он лежал в постели, прокручивая в голове вчерашнюю сцену. В этот раз он избежал трагедии, да, но в следующий раз стрела (пуля, булыжник, бомба) наверняка попадет в цель. Словно мультик, у него на глазах разворачивался чудовищный в своей простоте сценарий: вот мимо со скучающим видом проходит Судьба, смотрит на часы, притворяясь, что ей все равно, и тут – БАБАХ!

Натягивая одежду, он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Насыпая хлопья в миску, он видел, как осыпаются обломки его собственной жизни.

«Боже мой, – думал он, чистя зубы. – Мне надо спрятаться. Нет, не спрятаться. Мутировать. Измениться до неузнаваемости».

Он сидел на кровати, грыз ногти и мысленно набрасывал свой портрет. Возраст пятнадцать лет, рост сто семьдесят пять сантиметров, сутулые плечи, шаркающая походка, в меру воспитан, волосы каштановые, зубы кривые, кожа светлая. Типичный англичанин.

Ни одно из этих качеств не защитит его от беды. Единственный выход – переделать себя шаг за шагом, начиная с имени. И если у него получится достаточно измениться, что ж, быть может, судьба забудет о Дэвиде Кейсе и перейдет к следующей жалкой жертве. Пусть загоняет ее до смерти.

Он вышел из дома, сошел с тротуара (от него под колеса фургона вильнул велосипедист) и сменил имя на Джастин. Джастин звучит стильно, круто, куда лучше, чем Дэвид. В нем чувствуются колкая ирония и пытливый ум. Он знает, что к чему. Он не так беззащитен. Такому герою, как Джастин Кейс[1], любая опасность по плечу.