Джастис (ЛП)

Отдаленные рыдания выдергивают меня из постели. Потирая сонные глаза, я хватаю своего потрепанного мишку, единственную плюшевую игрушку, которая у меня когда-либо была, и медленно открываю дверь. Оглядываю тускло освещенный коридор нашего крохотного домишки и осторожно выхожу. Маленькими ножками ступаю по ковру, следуя за мучительным звуком; каждый шаг заставляет сердце биться в страхе от того, что она сделает со мной, если обнаружит не в постели.

Выглянув из-за угла, вижу ее в гостиной, окруженную темнотой. Перед ней стоит пустая бутылка, в руке блестит металл пистолета, и она безудержно плачет. Ее губы шевелятся, шепча что-то, чего я не могу разобрать, пока она раскачивается взад-вперед.

Скрип половицы под моей ногой предупреждает ее о моем присутствии. Она вскидывает голову, печальное выражение на ее лице сменяется ненавистью.

Между нами повисает тишина, страх ползет вверх по моему горлу от того, что она набросится и причинит мне боль.

— Я старалась, — плачет она. — Так старалась любить тебя, но я не могу.

Хотя я уже это знал, ее слова все равно причиняют боль. Все, чего я когда-либо хотел, — это чтобы она любила меня. Это и должны делать матери. Когда других детей высаживают у школы, мамы всегда на прощание их обнимают или целуют. Такого я от нее никогда не получал.

Я даже не знаю, что это — объятия.

— Ты так на него похож, — рыдает она. — Точная его копия! — Мои глаза расширяются, когда она поднимает ствол к виску. — Теперь мне больше никогда не придется его видеть.

Грохот выстрела заставляет меня вздрогнуть, что-то теплое и влажное попадает на лицо. Она оседает, под ее безжизненным телом расплывается красное пятно. Я не могу пошевелиться, тело сильно дрожит, когда я смотрю в мертвые глаза матери, матери, ненавидевшей меня слишком сильно, чтобы любить.

— Джастис, — шепот Райан возвращает меня в настоящее, ее взгляд горит сочувствием. — Мне очень жаль.

— Не надо, — стараюсь говорить сквозь душащие меня мучительные эмоции. — Ей больше не пришлось смотреть на меня, и я освободился от ее ненависти.

Только для того, чтобы оказаться в системе, вытерпеть еще больше издевательств, прежде чем найти братьев, но я держу эту часть при себе. На сегодня достаточно откровений.

— Почему в ней таилось столько неприязни? Не понимаю.

— Потому что я похож на ее насильника. — Когда я произношу эти постыдные слова, желудок сжимается, к горлу подкатывает желчь.

От этого откровения она замирает.

— Я — плод насилия, Райан. Вот, кто я. Мне потребовалось много времени, чтобы смириться с этим, и, если честно, иногда, кажется, мне это так и не удалось. Зная, что кровь этого человека течет в моих венах, меня тошнит. Я понятия не имею, кто он и где, все, на что я могу надеяться, что он горит в аду, где ему самое место.

— Вот почему ты всегда спрашиваешь меня, — шепчет она, и в ее глазах появляется понимание. — Вот почему каждый раз, прежде чем заняться любовью, ты убеждаешься, что я хочу этого. Что я хочу тебя…

Мое молчание — единственное подтверждение, в котором она нуждается.

Она протягивает руку и касается моей челюсти.

— Я всегда хочу тебя, Джастис. Никогда в этом не сомневайся. Ты — не он, и ты — не она.

— Я — они оба. Вот чья кровь течет в моих жилах.