Джатаки. Избранные рассказы о прошлых жизнях Будды.

"Озёрная ворона эта, — размышлял он, — такая же темнопёрая, как и я. Что ни возьми: глаза ли, клюв или лапы — всё у него со мной схоже! Не желаю я больше есть его рыбу, наловлю себе сам, сколько захочу!" И он заявил Вираке, что впредь сам станет нырять и ловить рыбу.

"Дружище, — отвечал ему Вирака, — ведь ты не из племени озёрных ворон, которые от рождения умеют нырять и ловить в воде рыбу. Не губи себя!" Но тщетны были попытки Вираки остановить неразумного — Савиттхака не послушался. Подлетев к озеру, он с разгону нырнул в ряску, затянувшую воду, но не сумел выбраться наверх и застрял на дне, запутавшись в водорослях, — только кончик клюва время от времени появлялся над водой. Так без воздуха он задохнулся и погиб — жизнь его оборвалась.

Жена Савиттхаки, не дождавшись мужа домой, полетела к Вираке узнать, что сталось с супругом. "Господин, — сказала она, — что-то не видно Савиттхаки, где б ему быть?!"

"Не видал ли ты, Вирака, птицу, Что сладостным пеньем красна, Оперением синим на горле подобна павлину она. Эта птица — Савиттхака, тот, для кого я жена".

И Вирака ответил: "Да, почтенная, я знаю, куда делся твой супруг!" А потом спел такую гатху:

"Птица есть, что ныряет и ловит под ряскою рыб.

С ней сравниться желая, Савиттхака в топях погиб".

И, услыхав эти слова бодхисаттвы, супруга погибшего, рыдая, воротилась назад в Бенарес". Заканчивая это своё наставление в дхамме, Учитель истолковал джатаку, так связав перерождения: "В ту пору Савиттхакой был Девадатта, Виракой же был я сам".

Джатака о влюблённом царе Куше

"Казною, конями…" — это Учитель произнёс в роще Джеты по поводу некоего затосковавшего монаха. Тот был родом из Шравасти; монахом он стал, приняв учение всем сердцем. Но однажды он шёл по улицам Шравасти, собирая подаяние, взглянул на нарядно одетую женщину, и прелесть её бросилась ему в глаза. Тут его обуяла страсть; затосковал он, перестал стричь волосы и ногти, весь зарос, исхудал, запустил себя, ходить стал в грязном, а с виду сделался жёлтый-прежёлтый и до того иссох, что на теле проступили все жилы. С монахами ведь бывает, как с небожителями. Когда у тех подходит к концу их жизненный век на небесах, то предвещают этот конец пять примет: венки их вянут, одежды пачкаются, тело теряет красоту, потеют подмышки, а сиденье начинает казаться неудобным.

Вот точно так же, если монах затосковал и близок к тому, чтобы отпасть от учения, тому тоже есть пять примет: цветы его веры вянут, одежды нравственных обетов пачкаются, от неуверенности и внутреннего нечестия теряет он свою духовную красоту, страсти выделяются из него, словно пот, а места для созерцания — лесная чаща, комель дерева, пустая горница — начинают казаться ему неудобными. Вот эти-то приметы и проявились в нём. Привели его к Учителю:

"Почтенный! Этот монах затосковал". –

"Так ли?" — спросил Учитель. –

"Всё так". –

"Не поддавайся страстям, монах. От женского полу один грех; тебе нужно избавиться от влюблённости. Утешайся лучше Учением. Ведь уже в древности бывало, что умные, полные духовной мощи люди влюблялись так сильно, что теряли всю свою мощь и взамен обретали жизнь, полную всяких невзгод", — и Учитель рассказал о былом.

"Некогда в царстве маллов, в столице их Кушавати, праведно правил царь по имени Икшваку. Было у него шестнадцать тысяч жён; а старшей меж ними была царица Шилавати — Добродетельная, но ни одна из них не родила ему ни сына, ни дочери. И вот горожане и жители округи собрались на царском подворье и возроптали:

"Пропадёт наше царство, пропадёт непременно". Царь распахнул окно и спросил:

"Что вы ропщете? Не во всём ли я дхарме следую?" –

"Верно, государь, дхарме ты следуешь во всём. Да ведь сына у тебя нет, некому продолжить твой род. А вдруг кто-то чужой придёт к власти и царство погибнет? Сделай милость, вымоли себе сына, чтобы и впредь было кому праведно царствовать". –

"Как же мне его вымолить?" — "Сначала выпусти в город и отдай всем горожанам на неделю твою младшую танцовщицу. Если она понесёт от кого-нибудь, это и будет твой сын согласно дхарме, так всё и устроится. А не понесёт — отдай нам среднюю танцовщицу, а за той и главную. Уж из стольких-то женщин хоть одна непременно окажется достойной и родит тебе сына".

Царь послушался их совета. Когда танцовщицы, нагулявшись в городе вволю, возвращались к царю во дворец, он их принимался расспрашивать:

"Ну как, не ждёшь ли ты сына?" –

"Нет, государь, я не понесла", — отвечали те одна за другой. Царь приуныл:

"Так и не будет у меня сына". А горожане опять возроптали.

"Что же вы ропщете? — говорит царь. — Я послушался вас, отдал в город танцовщиц, да ни одна не понесла. Что теперь делать?" –

"Государь, видно, все они лишены добродетели, нет у них заслуг, чтобы родить тебе сына. Но пока ещё рано тебе считать, что всё потеряно. Ведь есть твоя главная супруга, царица Шилавати, а она-то исполнена добродетели. Отпусти её в город — она непременно родит тебе сына". –