Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана

На второй день путешествия, убил дротиком зазевавшегося хвостатого суслика. Евражка заверещала, забилась, пытаясь достать зубами то, что пробило ее насквозь и причинило неимоверную боль. Пока Чиркудай подбегал к зверьку, тот затих. Ободрал шкурку, набрал сухой травы и вечером в лощине развел костер, приспособив над огнем меленькую красную тушку. А сам отошел в сторону и залег за пригорком, наблюдая за степью и за своим костром. И недоглядел: мясо наполовину обуглилось. Но все равно, съел с жадностью почти все. Лишь чуть-чуть оставил на потом.

Сил прибавилось, поэтому шел всю ночь, ориентируясь по звездам. Прислушивался к далекому вою волков. Он их не боялся: волки нападают лишь на слабых и больных, так говорил Худу-сечен.

В березовый лес вошел вечером. Уже в потемках наткнулся на кусты и улегся под ними, завернувшись в халат. Ночью сильно замерз, но костер разводить не стал. Лежал, скукожившись, на холодной земле и ждал утра. Весна только-только начиналась.

Под утро невысокая трава побелела от инея. Долгожданный рассвет быстро превратился в день и, через несколько часов, потеплело. Чиркудай нашел съедобные корни на склоне сопки в глубине леса. Он очистил их от земли. Грыз, тщательно разжёвывая. Выбрал удобное место для лёжки под раскидистой елью, наломал веток для подстилки. Костер решил не разводить. Что будет делать дальше – не знал.

Весь день просидел на одном месте и думал: на что же решиться? Идти через Уйгурию в Тибет, к монахам, или вернуться в Ляоян? Но возвращаться к китайцам почему-то не хотелось, хотя у них жилось легко и бездумно. Возможно, именно поэтому его и не тянуло туда. Жизнь обеспеченная, но в неволе. Понял это, когда попал в степь. Он не мог быть рабом, не мог жить в клетке, даже в золотой. Тибет тоже был чужой. Так ничего и не решил. Слушал лес, наполненный самыми различными звуками. Слушал и разделял их.

Снова жевал пресные корни с остатками суслика, и чего-то ждал. Ему было немного странно, что он не боится ни зверей, ни людей, ни духов. Хотя от зверей можно защититься, а от людей не всегда – лучше спрятаться. Но вот от духов никуда не уйдешь – они могут найти человека хоть где и в любое время.

Побродил по склону и, наткнувшись на ручеек, наполнил тыквенную фляжку свежей водой. Умылся. Ему не хватало Худу-сечена. Однако тоски от потери товарища он не испытывал. И зла к бандитам не было.

Бродил между деревьев, простукивал ребрами ладоней по стволам, набивая ударные, нечувствительные к боли, мозоли, как его учили в Ляояне. А когда стало темнеть, улегся под могучей сосной, на еловый лапник. Завернулся поплотнее в халат и задремал, насторожённо прислушиваясь к знакомым звукам, замечая новые.

На рассвете его разбудил непонятный шум, прилетевший из степи, от которой он удалился на несколько полетов стрелы. Не шевелясь и не открывая глаз, стал разбирать звуки на части, как его учил Худу-сечен. Через некоторое время понял, что слышит неистовый топот лошадиных копыт, с едва различимыми выкриками людей и ударами железа по железу. Это не было похоже на тренировку, там шла настоящая драка.

Вскочив на ноги, Чиркудай бесшумно и быстро, боковым ходом, ежедневно тренируемым в Ляояне, заскользил между деревьями. Шум битвы усилился.

В версте от опушки, в чистом поле, повисло облако пыли, из которого выскакивали неестественно свисавшие с коней всадники. Притаившись за кустами, отсекающими лес от степи, Чиркудай стал наблюдать.

Один обезумевший черный аратский, боевой конь без седока стремительно понесся к лесу немного правее тех кустов, где он сидел. Чиркудай быстро переместился к тому месту, куда должен был, по его расчетам, прибежать конь. Осмотревшись, он вышел навстречу животному, разглядев какой то мешок у задних ног скакуна.

Заметив его, конь резко остановился, не добежав пятнадцати шагов до опушки. Животное приседало на задние ноги и стригло ушами. Кожа на его боках и крупе нервно дергалась. Чиркудай понял, что конь сильно испугался. Он все время оглядывался на волокущегося по земле хозяина, который зацепился одной ногой за стремя. Чиркудай только сейчас рассмотрел, что за мешок болтается у ног животного, и чего он так испугался.

Это был мощный жеребец. Конь делал шаг вперед и нервно останавливался, кося глазом, стремясь уйти от запаха крови, забрызгавшего его спину, протаскивая хозяина за собой. Но избавиться от последствий битвы не мог. И снова делал шаг.

Поняв, что свисавший с коня человек мертв, Чиркудай стал разговаривать с жеребцом, как учил Бай Ли. Говорил медленно, тихим голосом. Успокаивал, хвалил за то, что вынес хозяина из сечи. Объяснял, что в бою всегда кто-нибудь погибает. И хозяин умер не по вине коня. При этом Чиркудай медленно подходил к жеребцу, который перестал прядать ушами и дрожать кожей. Животное негромко заржало, жалуясь Чиркудаю на только что пережитое.

Конь подпустил человека к себе. Парень погладил его горячую морду и стер пальцами пену с дрожащих черных губ. Но жеребец продолжал косить фиолетовым глазом влево на то, что осталось от хозяина.