Джефферсон Уинтер. 4 книги

— Это еще не все. Если взять фотографию Кэтрин Гросвенор в расцвете красоты, ты увидишь темноглазую брюнетку, самоуверенную и независимую. Такую, как Сара Флайт, Маргарет Смит, Кэролайн Брент и Патрисия Мэйнард. И Рэйчел Моррис. Она вымещает злость не только на Адаме, но и на всех этих женщинах. Она видит в них все то, что безвозвратно потеряла сама: красоту, молодость, возможность свободно передвигаться. Поэтому она заставляет Адама издеваться над ними, а сама наблюдает за процессом. Еще она их наряжает, чтобы на какое-то время оказаться в прошлом, когда она была молодой и красивой.

— А кто ее муж? Он какую роль играет во всем этом?

— Никакую. Он умер, когда Адам был еще ребенком.

— Естественной смертью?

— Вскрытие показало, что у него был сердечный приступ.

— Но ты не веришь этой версии?

Я покачал головой.

— Он ей изменял, и, я уверен, она его убила. Ей каким-то образом удалось избежать наказания. Никто ничего не смог доказать, поскольку глубоко рыть не стали. Наверняка в полиции посмотрели на нее, увидели сломленную, несчастную вдову с маленьким ребенком и отвели глаза. Если копнешь глубже, ты увидишь, что я прав. Мужья всех жертв им изменяли. Это не простое совпадение. И все жертвы были обиженными женами изменяющих мужей. Это тоже не простое совпадение. Кэтрин Гросвенор снова и снова инсценирует свое прошлое, Хэтчер. Жертвы играют ее саму тридцатилетней давности.

68

Адам подвинул стул к кровати — медленно, не сводя глаз с Рэйчел. Ножки стула с противным звуком царапали виниловый пол. Рэйчел вздрогнула, но постаралась скрыть свою реакцию. Она смотрела на стену за ближайшим букетом цветов и говорила себе, что все будет хорошо. Пусть даже она знала, что это ложь, она повторяла и повторяла себе: все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо. Адам хотел вывести ее из себя, но она не собиралась доставлять ему это удовольствие. Он повернул стул к экранам.

— Номер пять, сесть на стул.

Рэйчел села, и он схватил ее за руки. Заведя их назад, стяжками он привязал запястья к стулу, привязал так туго, что жесткий пластик больно впился ей в кожу, а кровь циркулировала с трудом. Точно так же он поступил и с щиколотками, привязав их к ножкам стула. Рэйчел смотрела на стену. Ей хотелось сбежать в воспоминание о пляже, но оно ускользало от нее.

Адам вышел из спальни. Было слышно, как он идет по коридору, спускается по лестнице. Затем его шаги перестали быть слышны, и мертвая тишина заполнилась фоновыми звуками: гулом ветра, гуляющего по крыше, ударами снежных хлопьев по окнам, скрипами и тресками старого дома, пульсом монитора, тихим дыханием матери Адама. Поверхность экранов была темной и зеркальной, а все отражающиеся объекты были похожи на расплавленные восковые фигуры.

Рэйчел посмотрела на кровать. Старуха поймала ее взгляд и дружелюбно улыбнулась. Рэйчел тут же отвернулась и стала смотреть на экраны. Если бы они увидели друг друга в других обстоятельствах, она бы посчитала мать Адама безобидной бабушкой, коротающей закат жизни за чаем в кругу друзей, которых с каждым годом становится все меньше. Она бы даже сочувствовала ей. И насколько ошибочно было бы это ее мнение!

Отец говорил ей много раз, что о человеке надо судить не по словам, а по делам. Сколько раз в новостях она видела, как соседи и друзья какого-нибудь психа пораженно качали головой, не веря, что этот полностью адекватный, пусть и закрытый человек мог совершить то, в чем его обвиняют. Тогда Рэйчел думала: как же можно быть такими бестолковыми! Теперь она понимала как.

— Камера четыре, крупно, — сказала старуха дикторским голосом, четко произнося каждое слово.

Картинка на правом нижнем экране увеличилась, зеленые и черные блики превратились в более четкое изображение. Рэйчел увидела, как Софи мечется по матрасу, пытаясь освободить руки.

— Камера три, крупно.

Теперь увеличилось изображение на левом нижнем экране. Софи на матрасе под другим углом — стопы крупнее, а голова мельче. Пульс на мониторе упал до семидесяти восьми ударов. Рэйчел смотрела на экраны, только чтобы не смотреть на мать Адама.

Она наблюдала за отражением его матери на экране. Судя по всему, единственной частью тела, которой она могла двигать, была голова. Все, что ниже шеи, было совершенно неподвижно. Внезапно женщина начала часто моргать, и монитор запищал чаще. Рэйчел обернулась. Глаза старухи увлажнились, и она изо всех сил пыталась сфокусировать взгляд. По покрытой румянами щеке потекла слеза. Только это была не слеза — мать Адама была не способна на слезы, не способна к любви. Ей были доступны только черные эмоции — ненависть, злость, ярость.