Когда я говорил про нас, я имел в виду себя, но Тэйлор и Ханна выглядели ничуть не менее уставшими, чем я. У себя в номере я налил себе в стакан «Гленморанжи», поставил Моцарта и открыл окно. Через занавески дул мягкий ветерок. Я зажег сигарету и присел на подоконник. Дверь номера была закрыта, и внешний мир перестал существовать. Музыка и виски помогали мне погрузиться в эту иллюзию. Иллюзию — потому что в любой момент мог зазвонить мобильный, и вся сказка испарилась бы. Полуночные звонки были само собой разумеющимися. Те, за кем я охотился, уважали время суток ничуть не больше, чем географические границы.
В комнате тихо звучала вторая часть моцартовского Первого (и единственного) концерта для кларнета с оркестром. Это было мое самое любимое произведение. Звук кларнета я нахожу самым одиноким звуком в мире. Покажите мне того, кого он не возьмет за душу, и я покажу вам того, у кого нет души.
Какое-то время я курил, пил виски, слушал самую красивую из написанных человеком музыку и старался стряхнуть с себя этот день. Мой мозг никогда не выключается. В лучшем случае я могу только перевести его на более низкие обороты. Мне всегда есть о чем думать, всегда есть ребус, который я должен решить.
Это музыкальное произведение — эталон. В западной музыке используется двенадцатинотная октава, и каким-то образом Моцарту удалось сделать из этих двенадцати нот композицию такой небесной красоты, что я вообще не понимаю, как она может существовать. Я изучал каждый отрезок этого произведения, анализировал каждую ноту, каждый такт и так и не смог понять, почему и как она воздействует. Единственный вывод, к которому я смог прийти, — есть вещи, которые находятся выше нашего понимания.
Но этот вывод не дает мне покоя, потому что оставляет меня в логическом тупике. Каждый вопрос имеет ответ, и каждый ребус имеет разгадку. Возможно, наступит день, когда меня осенит, кусочки наконец сложатся в картину и я закричу: «Эврика!»
Но опять же нужно быть осторожным со своими желаниями. Если начнешь понимать, в чем секрет волшебства, оно перестанет действовать, и ты останешься сидеть у разбитого корыта.
Дослушав до конца часть, я выключил лэптоп, снял ботинки и джинсы, выпил снотворное, запив его виски, и лег в постель. Я разглядывал тени на потолке, пока мои веки не потяжелели, а мысли не замедлились до приемлемой скорости. В какой-то момент я провалился в беспокойный сон.
37
Меня разбудили мои собственные мысли в самом начале шестого. Самая главная состояла в том, что я был косвенно ответственен за убийство Дэна Чоута. Проще говоря, если бы я не включился в это дело, Чоут был бы сейчас жив. Пусть конченый холостяк, пусть в плену у идеальной чистоты и собственной умершей матери, но все-таки живой.
Эта мысль была ложной от самого ее истока. Мы не можем нести ответственность за чужие действия. Если жену переклинивает и она из ружья стреляет в мужа, который ее бьет и пьет, кого тут винить? Мужа — за то, что напился? Производителя ружья? Джека Дэниела? Можно обвинять кого угодно, но суть в том, что это ее решение — взять ружье и нажать на курок. У нее в арсенале с десяток других способов разобраться с ситуацией, но выбор одного из них — на ее совести.
Я все это понимаю, и, как только взойдет солнце, я полностью проникнусь этой логикой. Но в пять утра между тем, что лезет в голову, и тем, во что ты свято веришь, лежит целая пропасть.
Какое-то время я продолжал лежать в постели, надеясь заснуть. Я слушал тиканье часов где-то до половины шестого, а потом решил оставить попытки. Спать хотелось просто жутко, но, судя по всему, заснуть мне было уже не суждено.
На туалетном столике стоял маленький чайник, а значит, можно было сделать кофе. Я включил лэптоп, поставил режим случайного воспроизведения треков и убавил громкость — на случай, если в гостинице все же кто-то жил. Первой песней оказалась «Every breath you take» группы «Police», любимая песня молодоженов и навязчивых типов. Сейчас я был один в темной комнате в предрассветный час, и в этих условиях я смог наконец расслышать тот зловещий смысл, который — я всегда знал — был у этой песни, но который я никак не мог уловить.
Чайник вскипел, я сделал кофе и положил в него три кусочка сахара, чтобы замаскировать вкус. Затем я сел на кровать и стал проверять почту. Треком номер два стала «Riders on the Storm» — старая атмосферная песня группы «Doors», ничуть не менее зловещая. В состоянии, в котором я сейчас пребывал, песни воспринимались как пророчества.
В письме от Олина Калани из Гонолулу были десятки приложенных файлов. Я попросил его прислать все, что было, и я все это получил. Фотографии, стенограммы допросов, отчеты о вскрытии и так далее.