Джефферсон Уинтер. 4 книги

— И сколько их?

— А это секрет, — улыбнулась она. — Знаешь, я даже не знаю, что мне нравится больше. Смотреть, как кто-то вешается или как кто-то убивает. Две стороны одной медали.

— Уведите ее отсюда, — скомандовала Мендоза.

Двое полицейских подошли к кровати. Амелия не обратила на них никакого внимания, она не сводила глаз с Уинтера. Он смотрел на нее и тоже не отводил глаз. Один коллега Мендозы отстегнул наручник от кровати, а второй схватил ее за руку и поставил на ноги. Он завел ей руки за спину, защелкнул наручники и, не особо церемонясь, вывел из номера. По пути, перед тем как исчезнуть из виду, она в последний раз широко улыбнулась Уинтеру.

Мендоза подошла к кровати и села на край.

— У нее в голове полный бардак, ты же это понимаешь? Нет у нее никакой готовой армии.

— Я не думаю, что она врала.

— Да ерунда это все.

Уинтер молчал.

— Это ты сейчас говорил или твой психопат?

— А ты сама как думаешь?

Мендоза внимательно посмотрела на него, потом покачала головой и тихо выругалась.

— И что теперь?

Уинтер подошел к кровати и опустился на колени перед тумбочкой. Вытащив сумку с ноутбуком, он встал и передал ее Мендозе.

— Поиски нужно начать отсюда. Наверняка здесь что-то есть. Только будьте внимательны, она могла запрограммировать жесткий диск на самоочистку. Думаю, именно это она и сделала.

— И сколько райанов, ты думаешь, она могла подготовить?

— Думаю, одного или максимум двух, — предположил Уинтер.

— И все?

— Но ты же видела, что сделал Маккарти. Даже один — это чересчур.

— Я не об этом. Она-то делала вид, что их намного больше, чем два.

— Она опять с нами играла. Чтобы взрастить еще одного Райана Маккарти, нужно потратить немало времени. И это не так просто. А двоих — еще сложнее. Про десять человек и речи идти не может, за шесть лет это невозможно успеть.

— Надеюсь, ты прав.

— Я тоже надеюсь.

Уинтер подошел к двери и вышел на улицу. Было прохладное раннее утро, в нескольких окнах зажегся свет. Люди выглядывали из окон и дверей, пытаясь понять, что происходит. Тишину нарушил звук двигателя — полицейская машина выезжала с парковки. Человек за тонированными стеклами на заднем сиденье повернул голову к Уинтеру. Он сразу представил себе лицо женщины из кафе — платиновые волосы, ярко-голубые глаза, игривая и загадочная улыбка, словно говорящая «я знаю что-то, чего не знаешь ты». Да, это было его отражение, но не совсем. Перед входом в мотель машина притормозила, резко повернула направо и через несколько секунд скрылась из виду.

Эпилог

Тент, который установили над гробом, был совершенно не нужен. После трехдневного проливного дождя небо расчистилось и установилась прекрасная осенняя погода. Уинтер поднял голову и посмотрел на широкий голубой небосвод. Грэнвилл Кларк был бы доволен.

По грубым прикидкам, проститься с ним пришли по меньшей мере двести человек. Все были в черном, стояли с грустными лицами и не сводили глаз с гроба. Уинтер пытался представить, как бы к этому всему отнесся Грэнвилл Кларк. Он бы точно захотел поменьше пафоса, но в глубине души ему было бы приятно всеобщее внимание.

Уинтер стоял в тени, под кроной клена в двухстах метрах от могилы. С этого расстояния он мог видеть все происходящее, но не слышал, что говорил священник. Вряд ли он пропускал что-то важное. В подобных случаях обычно говорят одно и то же. Могила была посередине склона. Позади виднелись большие кладбищенские ворота. На Мейн-стрит было тихо, потому что все, кто хоть что-то представлял собой в Хартвуде, были сейчас здесь.

Уинтер прилетел из Парижа вчера, чтобы попасть на похороны Омара Харрака. Новое расследование достигло фазы плато, и он решил, что его отсутствие в течение нескольких дней не нанесет делу никакого ущерба. Являться на похороны без приглашения Уинтер не привык. Он вообще не привык на них являться. В последний раз он был на церемонии прощания со своей матерью, и она далась ему так тяжело, что он пообещал себе больше не ходить ни на одни похороны. И вот — сразу двое за два дня.

С Омаром прощались совсем не так, как с Грэнвиллом Кларком. Кларк был уже стар и болен — он и сам говорил, что свое уже отжил. Смерть Омара же, наоборот, обрушилась на родственников настолько внезапно, что они никак не могли прийти в себя. Это было видно по их лицам. Уинтер проскользнул в церковь в начале службы и вышел на улицу еще до того, как она закончилась. Никто и не знал, что он приходил. Он внимательно рассмотрел лица супруги Омара и его детей и получил подтверждение, что он был хорошим отцом и мужем. Их горе было искренним, а душевная рана кровоточила очень сильно.