Я отвернулся к бару и стал обдумывать эту новость. За стойкой сегодня стояла уже другая девушка, но точно такая же, как предыдущая, — молодая привлекательная блондинка.
— Темплтон бы не понравилось, если бы она увидела, на кого ты смотришь, — сказал Хэтчер. Он вызывающе улыбался, ожидая, что я начну все отрицать.
— Между мной и Темплтон ничего нет.
— А по слухам, есть.
— Слухи есть слухи.
— Разве ты с ней сегодня не встречаешься вечером? И вчера вечером не встречался?
Я не знал, как до него дошла эта информация, но и не удивился тому, что она у него была. В среде полицейских слухи распространяются быстрее пожара, и чаще всего для поджога даже сухой веточки не нужно.
— Между нами ничего нет.
— Точно? — испытующе взглянул на меня Хэтчер.
— Точно. И ничего не будет. Мы из разных миров. Больше и говорить тут не о чем. Ладно, расскажи мне, что произошло.
— Последний гвоздь в мой гроб забил Уильям Трент. Он идет в суд и, скорее всего, отсудит компенсацию, потому что его адвокат лучше наших. И я оказался крайним, потому что санкционировал арест.
— Ты сказал, последний гвоздь. А еще что тебе предъявили?
— Пресс-конференцию, — вздохнул Хэтчер. — Все поняли, что она была постановочной. Куча репортеров жаждут моей крови.
— Они все скоро забудут.
— Тебе-то легко говорить.
Тут он был прав.
— Через пару месяцев все обо всем забудут.
Хэтчер осушил свой стакан и покачал головой.
— Не забудут. Неважно, сколько успешных операций у тебя было, сколько арестов ты совершил. Все помнят только твои неудачи. Ты и сам это знаешь.
Я знал это слишком хорошо. Сколько успешных карьер было разрушено одной-единственной глупой ошибкой, раздутой до невероятных размеров!
— Зря они сняли тебя с расследования, — сказал я.
— Иди и скажи это моему боссу.
— Я пойду, если это поможет.
— Ты серьезно?
— Да я не отстал бы от комиссара, если можно было бы отменить решение. Ты превосходный полицейский, у тебя отличная интуиция. Посмотри на твое личное дело, тебе же не просто так доверили это дело, у тебя за спиной тридцать лет безупречной работы.
— Спасибо еще раз за доверие, — выдавив улыбку, сказал Хэтчер.
— Я не из вежливости это говорю. Лучше тебя на эту должность человека не найти, и говорить нечего.
— Как скажешь, — Хэтчер допил свой виски. — Повторим?
— Почему бы и нет.
Хэтчер медленно, ссутулившись, пошел к бару. Он выглядел совершенно поверженным. Такова была специфика работы в полиции — от таких поворотов не был застрахован никто, даже самые лучшие. Мне было больно видеть Хэтчера в таком состоянии. Не говоря уже о том, что мы лишались важного ресурса. Чтобы поймать сообщников, лучшие игроки должны находиться на поле, а не сидеть в запасе. Я посмотрел на часы. Было начало девятого. Из-за непредвиденной поездки в Бристоль я перенес встречу с Темплтон на час позже, на девять. Хэтчер вернулся с напитками и сел.
— Кого ставят на твое место?
— Инспектора Дэниела Филдинга. Это безопасное решение. Ему скоро на пенсию, и он не допустит никаких отклонений от правил.
— Сейчас как раз нельзя играть по правилам. Сообщники хорошо их знают, и поэтому-то ты их и не поймал, — вздохнул я. — Значит, теперь все уходит в политическую плоскость. Ненавижу, когда так происходит. Что еще можешь сказать про этого Филдинга?
— Он хорошо выглядит по ТВ, пресса его любит, — Хэтчер покачал головой и потер усталые глаза. — Филдинг будет с улыбкой выдавать нужный текст, и все проглотят его наживку. Но с точки зрения оперативной полицейской работы он некомпетентен.
— То есть ты не его бы выбрал себе на замену?
— Его? Да он последний человек, кого я бы выбрал. С Рэйчел Моррис случится то же, что и с предыдущими жертвами, — Хэтчер опять покачал головой и стал тереть руками лицо.
— Ну, и в этом месте ты должен сказать, что это ты во всем виноват.
— Я виноват, Уинтер. Я мог был сделать больше. Я должен был сделать больше, черт возьми!
— Ладно, — сказал я. — Хватит жалеть себя. Вот что ты сейчас сделаешь: ты допьешь и пойдешь домой, и сегодня больше не пей. Ты мне нужен с ясной головой завтра утром. Завтра мы найдем этого маньяка и арестуем.
— Тебе какое слово из фразы «меня сняли с дела» непонятно?
— Это просто формальность. В самом худшем случае, что они сделают, если ты продолжишь им заниматься?
— Меня могут снять и с дежурства. Вообще уволить могут.
— Ничего у них не получится, — сказал я. — И вообще, давно ли ты стал бояться потерять работу?
— Мне о пенсии надо думать, Уинтер.
— Это все не главное.
— Как же не главное! Я не сказал, что мне дали другое дело?
— Ничего, в Лондоне никто не умрет, если завтра ты не займешься парковочными штрафами. Все, иди домой, больше ничего не пей и выспись. А завтра утром позвони на работу и сошлись на болезнь. Жду тебя здесь ровно в семь.
57