— То есть мы исключаем возможность того, что в паре — двое мужчин?
— Нет, этого не может быть. Ножом орудует мужчина, это его почерк, а в куклы играет женщина, это женский почерк.
— И ты уверен, что он живет на северном берегу Темзы?
— В этом я даже не сомневаюсь, — сказал я, кивнув на карту. — Река создает естественную границу, все похищения и освобождения происходят к северу от нее. Это его охотничьи угодья. Он действует в соответствии со своим природным инстинктом, который заложен в нас с пещерных времен. Он даже не осознает причин своих действий. Итак, что мы знаем точно?
— Что его рост — метр семьдесят семь, у него темно-русые волосы и среднее телосложение.
На стену добавились надписи: МУЖЧИНА 1,77 м, СРЕДНЕЕ ТЕЛОСЛОЖЕНИЕ, ТЕМНОВОЛОСЫЙ.
— Мы знаем, что он садист, — добавил Хэтчер. — И мы знаем, что он очень осторожен и дотошен.
— Согласен, — сказал я и вписал эти характеристики на стену. — Даже во время похищения Темплтон он был очень осторожен. Наверняка криминалисты так ничего и не нашли у нее дома. Хорошо, что нам известно о женщине?
— Почти ничего. Она с тем же успехом могла бы быть привидением или невидимкой.
Я задумался на секунду и дописал на стене: ЖЕНЩИНА-НЕВИДИМКА.
— И это возвращает нас к тому, что смущает меня в этом деле с самого начала. Лоботомия. Нам нужно абстрагироваться от ужаса, заключенного в этой процедуре. Ты сколько трупов видел в жизни?
— Больше, чем хотел бы помнить, — фыркнул Хэтчер.
— Если бы в этом деле были трупы, нам было бы гораздо легче абстрагироваться, потому что мы к ним привыкли. А тот факт, что жертвы живы, — для нас как крученая подача. Когда я увидел Патрисию Мэйнард в больнице, я только и думал о том, каково же это — оказаться в ее положении. А если бы она лежала в морге, я бы совсем не впечатлился. Я бы думал только о том, как она попала в эту ситуацию и какие выводы можно сделать о сообщниках, глядя на ее труп.
— Ну, тогда представь, что она мертва. О чем бы нам сказал этот факт?
Я посмотрел на фотографию Патрисии Мэйнард и признал, что не имею ни малейшего понятия.
62
— Рэйчел, можешь расстегнуть ремни?
— Не могу. Если я помогу тебе, Адам меня замучает. Извини, — отозвалась Рэйчел, глядя в темноту в направлении кресла.
— Не извиняйся, я не должна была тебя просить, это нечестно.
— Ладно.
— Как ты держишься?
— А ты как думаешь, как я держусь? Меня похитили, пытают, палец отрезали, голову обрили.
— Ты очень смелая.
— Смелая? Я просто дура, — фыркнула Рэйчел и покачала головой. — Я в интернете договорилась встретиться с незнакомым мужчиной и никому не сказала, куда иду. Это был глупый поступок.
— Ты не глупая, Рэйчел. Ты просто ошиблась. Ты ни в чем не виновата.
— Спасибо, конечно, но это ничего не меняет. Адам так и будет меня истязать, а потом лоботомирует. Все как с остальными.
— Мы выберемся.
— Перестань это говорить. Этого не будет.
— Мы выберемся отсюда, Рэйчел. Ты должна в это верить.
— Нет, я не верю. Ты еще не знаешь, на что он способен.
И тут Рэйчел пришла в голову мысль, от которой кровь стыла в жилах. Что, если женщина в кресле — еще одна Ева? Еще одна постановка, как телефон в холле? Вдруг Адам просто устроил очередной свой розыгрыш? Она вспомнила, что именно она говорила этой женщине, повторяя в уме слово за словом, проверяя, не сказала ли она чего лишнего. Софи все еще продолжала повторять, что они отсюда выберутся. Это тоже было частью постановки? Может, Адам сейчас подслушивает и ждет, когда она согласится с Софи, чтобы получить повод для новой порции пыток?
— Ты ведь на самом деле на его стороне, да? Ты не из полиции.
— Я детектив полиции, Рэйчел. Ты должна мне верить.
— Докажи.
— Не могу, — вздохнув, ответила Софи после некоторого молчания.
— Вот видишь, ты с ним заодно.
— Об этом и речь — что бы я ни сказала, ты перевернешь мои слова так, чтобы они подтверждали то, что ты считаешь верным.
— Я так и знала, что ты так скажешь.
— Я знаю, что ты испугана, но ты должна мне доверять. Я на твоей стороне.
Рэйчел снова фыркнула и, обняв колени, прижала их к груди.
— Ты ничего не знаешь, — прошептала она. — Но если ты действительно та, за которую себя выдаешь, то узнаешь.
— Надеюсь, мы выйдем отсюда до того, как мне придется узнать.
— Ну вот опять ты врешь. Не тронет тебя Адам.
— Меня зовут Софи Темплтон. Я детектив лондонской полиции. И сейчас нас ищет целая армия копов.
— Опять врешь. Если эта армия существует, почему меня до сих пор не нашли? Почему не нашли предыдущих жертв?
— Потому что я офицер полиции, и это все меняет. Когда что-то подобное происходит с одним из нас, мы безжалостны.
— Отлично, то есть для сотрудников полиции один закон, а для всех остальных — другой? Может, если бы к моему похищению отнеслись бы с большей серьезностью, я бы уже была на свободе. И у меня все еще было бы десять пальцев.
— Я не говорю, что это правильно, Рэйчел. Я просто говорю, как есть.
— Нет, ты врешь. Ты не детектив, и ты никогда не работала в полиции, и нет никакой армии копов.
Рэйчел сбросила с себя одеяло, встала и в темноте обралась к ближайшей камере: