Джейкоб Генри Шифф

Зима 1919–1920 гг. стала для него трудным временем, хотя он никогда не был прикован к постели. 29 марта 1920 г. он принял решение не ехать на лето в Бар-Харбор, написав: «Я бы не смог… удержаться от искушения не подниматься по крайней мере в тамошние прекрасные горы, что мне строго запретил врач, потому что в прошлом году я, похоже, переусердствовал с этим».

В апреле он отправился в Уайт-Салфер-Спрингс, откуда писал: «Очень постараюсь, пока я здесь, восстановить сон, нервы и силы и с Божьей помощью надеюсь преуспеть, но во всяком случае мне было отпущено столько здоровья и счастья, что мне остается лишь поблагодарить за это Всевышнего».

В начале лета он уехал в Уайт-Плейнс, заняв летнюю резиденцию Пола Варбурга, который тогда находился в Европе.

18 июня 1920 г. в письме Такахаси, который тогда и сам болел, Шифф написал: «Я сейчас тоже чувствую себя не по номиналу, еще с прошлого лета, и не могу больше столько делать, сколько имел обыкновение раньше. Но мне пошел семьдесят четвертый год, и нельзя ожидать, что силы мои будут такими же, как прежде; вот чем я стараюсь себя утешить».

Тогда его состояние ухудшилось; ему стало трудно дышать, он почти не мог спать, но сила воли его не покидала. Он засиживался допоздна за чтением и написанием писем, так как ему удобнее было сидеть, чем лежать, а его натура требовала деятельности. И все же он был по-прежнему внимательным к своим гостям, никогда не забывал о мельчайших проявлениях учтивости, к которым привык. Катание на автомобиле как будто облегчало его дыхание, и он планировал долгие поездки, часто выезжал кататься в одиннадцать часов вечера в надежде, что ему захочется спать. Он никогда не позволял считать себя инвалидом, возражал против присутствия медсестры или сиделки – или частых и регулярных приходов врача.

23 июля он писал Элиоту:

«Утром получил Ваше заботливое и доброе письмо от 20 числа текущего месяца. Правда, последнее время я не так хорошо себя чувствую, так как подвержен бессоннице, вследствие которой, как и следовало ожидать, страдает весь мой организм. Но я бодр и активен и надеюсь – по крайней мере, в том меня уверяют врачи, – что со временем, если я не буду нетерпелив, я все преодолею. Как Вы понимаете, я ничего не делаю без совета и одобрения миссис Шифф, и мне очень по душе Ваши слова о том, что так и должно быть. Жаль, что болезнь настигла меня прошлым летом в Бар-Харборе. Похоже, я перетрудился. Я должен был понять, что в моем возрасте лучше было бы не лазать по горам и не совершать долгих прогулок, как делал я в прошлые годы, но я совершил ошибку, за которую теперь расплачиваюсь.

Кроме того, как Вы справедливо заметили, обстановка в мире значительно огорчила меня и повлияла на меня, ибо нужны крепкие нервы, чтобы пережить то, что принесли нам прошедшие годы. Рад узнать Ваше мнение, что отлив сменяется приливом, но пройдет в лучшем случае год, а скорее всего, взаимное доверие между народами и всеобщее счастье вернутся уже не при нашей жизни.

Для меня и миссис Шифф очень печально, что в этом году мы не сможем поехать в Бар-Харбор, так как, с одобрения моего врача, я собираюсь попробовать пожить выше над уровнем моря. На следующей неделе мы едем в Диксвилл-Нотч (штат Нью-Гэмпшир), где, как нам сказали, во всех отношениях очень красиво, хотя мы-то знаем, что ничто не в состоянии сравниться с островом Маунт-Дезерт. Надеюсь, что мое письмо застанет Вас и миссис Элиот в добром здравии. С наилучшими пожеланиями от миссис Шифф и от меня…

Искренне Ваш,

Джейкоб Г. Шифф».

Не восстановив ни силы, ни сон, Шифф вернулся из Диксвилл-Нотч в Си-Брайт, где продолжал читать и писать. Даже в последнюю неделю своей жизни он ездил в Нью-Йорк на работу. 10 сентября он писал Дэвиду М. Бресслеру: «Придя сегодня на работу, я узнал, что Вы звонили вчера и справлялись о моем здоровье. Очень ценю Ваше внимание. Слава богу, я постепенно поправляюсь».

Шли дни, и его болезнь становилась все очевиднее его близким, но Шифф не сдавался. Пост перед праздником Йом Киппур в тот год выпал на 22 сентября. Он не чувствовал в себе сил для того, чтобы пойти в синагогу, хотя был там за десять дней до того, в праздник Нового года, но настоял на том, что будет соблюдать строгий пост, и весь день посвятил молитве.

На следующий день, 23 сентября, он обычным поездом приехал из Си-Брайт в Нью-Йорк, в свой городской дом. Когда он вышел из машины, шофер поддержал его под руку, думая помочь ему подняться на крыльцо и войти в дом, но Шифф отбросил его руку и вошел сам. Следующие два дня он сидел в своем кресле и беседовал с членами семьи – по-прежнему истинный хозяин дома. В субботу, 25 сентября, он остался в постели и вечером того дня скончался, без мучений, когда закончился Шаббат.