По мере пребывания в Женеве аппетит к жизни у Бонда всё нарастал. Он словно ждал чего-то необычного, что вот-вот должно было произойти. И вот это что-то случилось.
В начале апреля, когда приближался праздник пасхи, Джеймс Бонд готовился к тому, чтобы погостить по такому поводу у тёти Чармиан в Лондоне, хотя в реальности он не хотел ехать туда. Мысли об Англии угнетали его — серая погода, ужасная еда и скучные, неприветливые люди. Тётя Чармиан, конечно, будет рада встрече с ним, однако за её улыбкой, как обычно, будет скрываться беспокойство. Кроме того, там будет и его брат Г енри, а Бонд не горел желанием его увидеть. Другое дело — Женева. Здесь Бонд наслаждался компанией «присматривающей за ним» фрау Нисберг, её кулинарией, а также т
ной своей комнаты с видом на озеро. В конце концов, взвесив все «за» и «против», он решил задержаться в Женеве ещё на несколько дней. Как-то утром сквозь сон он услышал донесшийся с улицы шум автомобильного гудка. Поскольку накануне он отошёл ко сну позже обычного, то решил его проигнорировать. Однако шум повторился. Тогда Бонд встал с кровати и выглянул в окно. Возле его дома стояла «Испано-Сюиза», а большой палец, настойчиво сжимавший сигнальный рожок, принадлежал его другу Грабителю. Весь сон Бонда тут же прошёл — как и мысли о пасхе в Англии. Через полчаса — вымытый, выбритый и позавтракавший — он уже сидел в машине рядом со своим другом. Они направились в Париж.Со времени своего отъезда из Итона Бонд почти не контактировал с Бринтонами, но вкус к роскошной жизни у него всё ещё остался. После той последней поездки в Париж он сделал для себя вывод, что деньги есть источник свободы, привлекательности и возбуждения. В общем, всего того, к чему стремился он. Грабитель предложил провести пасхальные праздники вместе с ним, и Бонд без колебания согласился. Свою первую остановку парни совершили в Маконе, пообедав в ресторане «Бург-ан-Бресс». Грабитель настоял на шампанском. Продолжив путь в Париж, он пообещал Бонду, что их ждёт незабываемая ночь. Будучи навеселе, Бонд, конечно, согласился.
В Париже они начали с бара «Гарри». Бонд хорошо помнил его по рекламным объявлениям в «Дейли Мейл». Там они выпили ещё шампанского. Затем стильно поужинали в ресторане «Фуке» (всё за счёт Грабителя). Потом Грабитель сказал: «Сейчас я хочу женщину». Бонд согласился. «Только самую лучшую», — предупредил он. «Конечно».
В то время самым известным в Париже домом терпимости был бордель «Элизи» на Вандомской площади. «Ле-Шабане» был слишком шумным, а «Ле-Фурси» — неряшливым. Построенный ещё в восемнадцатом веке, «Элизи» напоминал лондонский клуб — швейцар при полном параде у входа, курилка с глубокими креслами, и пропахшая сигарами библиотека, в которой строго запрещено было разговаривать. Особенность была в том, что здесь можно было найти много девушек — симпатичных и без каких-либо обязательств. Бонд, к тому времени порядком захмелевший, перед лицом такой перспективы чувствовал себя достаточно уверенно (и Грабитель тоже). Фамилия Бринтон обеспечила парням беспрепятственное прохождение в клуб. Согласно Флемингу, Бонд к тому времени был девственником. Сам же Бонд заявил, что технически это не совсем верно. Однако он согласился с тем, что это был первый раз, когда он получил истинное удовольствие. Девушку звали Элиса, и она была из Мартиники. Невысокая, пышная и опытная в любовных утехах. Она любила хихикать (демонстрируя Бонду свои маленькие превосходные зубки), посылала ему комплименты по поводу его внешности, восхищалась его мужеством, подарила ему незабываемую ночь любви и украла его бумажник. Всё произошло на втором этаже клуба, в комнате, которую Бонд снял за пятьсот франков. В украденном бумажнике находились тысяча франков, паспорт и фотографии его родителей. Бонд обнаружил пропажу во время своего отъезда. Возмущённый и ещё не протрезвевший, он нокаутировал швейцара и потребовал менеджера. Менеджером оказалась некая Марта де Брандт.
Ныне забытая, в своё время это была достаточно известная женщина. Дочь судьи и известной куртизанки, красивая, распутная и амбициозная, она была чем-то большим, чем просто успешной проституткой. Уже к двадцати пяти она стала настолько богатой, что основала своё собственное учреждение, дав ему имя «Элизи» — название, похожее на президентский «Елисейский дворец». Она же придумала стилизовать его под почтенный лондонский клуб. Через несколько месяцев после открытия это заведение стало неофициальным центром политической элиты Франции.