Джеймс Хэрриот. Биография

За долгие годы работы в практике Альф не раз слышал: «Вы уж подлечите этого пса, мистер Уайт. Для моей хозяйки он гораздо важнее, чем я!» Альф сам любил собак и видел зерно истины в этих словах. Джеймс Хэрриот трогательно пишет об удивительной связи между людьми и их питомцами. Реальный человек, Альфред Уайт, мог бы сам оказаться на страницах своих книг.

В середине 1980-х в практике Синклера и Уайта происходили огромные перемены, и работа с мелкими животными приобретала все большее значение. К этому времени Альфу, которому было под семьдесят, стало трудно — что вполне естественно, — гнаться за современными технологиями, и он оставлял более сложные случаи свои молодым коллегам. Однако он по-прежнему проявлял живой интерес и наблюдал за операциями, которые сам делать не собирался. Альф понимал, что не успевает за стремительным развитием своей профессии, но, тем не менее, у него еще оставались свои поклонники среди клиентов практики. Многие, как и раньше, высоко ценили его внимательное и заботливое отношение к каждому случаю, — это качество популярного ветеринара неподвластно времени.

Кое-что еще в практике было неподвластно времени — Дональд Синклер. Теперь, когда финансовое благополучие Альфа не зависело от ветеринарной практики, он более спокойно смотрел на чудачества своего партнера.

Однажды днем в клинике царило непривычное затишье, и Дональд заявил ему:

— Альфред, я не понимаю, зачем мы платим всем этим помощникам. Сейчас уже нет такой тяжелой работы, как раньше. Я мог бы в одиночку управлять этой клиникой.

Альф поднял брови. Он хорошо знал своего партнера, но это заявление его удивило.

— В одиночку? Ты уверен, Дональд? — ответил он, прекрасно понимая, что ветеринария — одна из самых непредсказуемых профессий.

— Абсолютно, Альфред! Тебе, безусловно, не нужно приходить завтра. Возьми выходной!

— Ты точно уверен?

— Да, Альфред, иди домой!

На следующее утро в клинике Синклера и Уайта катастрофически не хватало персонала. Два помощника и я уехали на срочные вызовы, и в довершение картины наша секретарша заболела гриппом. Без десяти девять Дональд Синклер неторопливо вошел в тихую пустую клинику.

Вскоре у «работающего в одиночку» ветеринара появилась компания. В считаные минуты в клинике на Киркгейт, 23 воцарился хаос: приемную заполнили клиенты, и вдобавок к всеобщему гвалту телефон трезвонил, не переставая.

Мы сохранили на память журнал за тот день, и там есть, что почитать. За полчаса поступило около двадцати звонков, в это же время в клинику пришли несколько клиентов, которым требовалась неотложная помощь. Среди поступивших вызовов были окоты, сломанные ноги, требовалось усмирить лошадь, еще был жеребенок с порванным глазом, несколько случаев наложения швов, и все это время в клинику шли и шли люди с животными — среди них сумасшедшая афганская борзая, которая беспрерывно лаяла. С каждой новой записью в журнале почерк становился все корявее и неразборчивее. Бенефис одного ветеринара явно шел не по плану.

Вскоре у Альфа зазвонил телефон. Напряжение было почти осязаемым, когда он снял трубку.

— Альфред? — В голосе его партнера звучало отчаяние.

— Да, Дональд? — ответил он.

— Приходи сюда — прямо сейчас!

— Что случилось, Дональд? Много клиентов? — В трубке отчетливо слышались крики и лай собак.

— Много?! Да тут черт знает что творится!

— Ты один? Там что, нет никого из помощников?

Голос сорвался на визг:

— Ни единой чертовой души!

В те дни Альф часто предавался раздумьям. На его глазах постепенно исчезала та ветеринарная практика, которую он знал. Мелкие семейные фермы отходили от дел, их объединяли в более крупные хозяйства. Состоятельные люди покупали старые каменные постройки и превращали их в красивые современные дома. Тот старый Йоркшир, который Альф знал и любил, — образ жизни, который он увековечил в книгах, — медленно уходил в прошлое.

Дональд Синклер часто повторял: «Я не люблю перемены», — но ни он, ни Альф не могли остановить развитие ветеринарии и сельскохозяйственного производства. Им было особенно грустно видеть, как на смену старым коровникам приходят современные доильные помещения — может быть, более эффективные, но холодные и неуютные. Оба с нежностью вспоминали восхитительное ощущение тепла, которым встречал их коровник в холодные зимние дни, ряды мирных коров, тихое позвякивание цепей на их шеях и чудесный сладкий запах сена. Но Альф понимал, что эта ностальгическая картина уже относится к истории.

Скоро настал черед и некоторых реликвий клиники. Однажды моя жена Джиллиан зашла в кабинет на Киркгейт, 23 и, взглянув на окно, громко воскликнула:

— Ну и шторы!

Она имела в виду старые «красные» бархатные шторы, почти сорок лет висевшие на окнах кабинета. Потрепанные, изодранные, в некоторых местах ткань настолько истончилась, что сквозь нее просвечивала улица за окном.

Отец сидел за столом.

— Шторы? — медленно повторил он.

— Да! Они просто ужасные!

— Разве?