— У тебя? — искренне воскликнул Зейн, неуклюже кладя руку на плечо Ральфа. — Да ты крепче кирпичной стены! Все, что тебе нужно, — навестись на цель, и вся их защита будет снесена напрочь! Осталось только найти метлу, которая тебя выдержит, мой ширококостный крепыш.
— Заткнись! — сказал Ральф, выкручиваясь из хватки Зейна, но улыбаясь и заливаясь красным. — Вообще-то, я думал о вступлении в Клуб Дебатов. Табита думает, что я в этом буду хорош.
Джеймс заморгал.
— Табита Корсика попросила тебя вступить в Клуб Дебатов Слизерина?
— Вообще-то, — сказал Зейн, глядя на объявление Клуба Дебатов. — команды не разделены по факультетам. Просто есть некие команды А и Б. И люди из разных факультетов есть в каждой команде. Там даже есть некоторые из приехавших учеников Альма Алерон.
— Так почему бы тебе не пойти и подписаться, Ральф? — спросил Джеймс. Ральф, судя по всему, очень даже хотел.
— Я не знаю. Может и попробую.
— О, смотрите, Петра Моргенштерн в Команде А, — сказал Зейн. Он начал вписывать свое имя.
Джеймс вздохнул.
— Ты вступаешь в Команду Дебатов только потому, что там есть Петра Моргенштерн?
— А ты можешь придумать причину получше?
— Знаешь, — сказал Джеймс, посмеиваясь. — Петра встречается с Тедом, мне кажется.
— Мой отец говорит, что девушки не могут сказать, что любят мороженое, пока не попробовали всех сортов, — мудро заявил Зейн, вставляя перо в держатель.
Ральф нахмурил брови.
— А это еще что значит?
— Это значит, что Зейн думает, что может дать Теду фору в вопросах романтики, — сказал Джеймс. Он одновременно восхищался и сильно беспокоился насчет полного отсутствия тормозов у Зейна.
— Это значит, — ответил Зейн. — что Петра не может узнать, что ей нужно в мужчине, пока у нее не будет шанса узнать их как можно больше. Я думаю исключительно в ее интересах.
Ральф некоторое время пялился на Зейна.
— Ты ведь в курсе, что тебе одиннадцать, так?
Джеймс остановился, а Зейн и Ральф пошли дальше. Его взгляд привлекла фотография в одном шкафу с трофеями. Он наклонился и сложил ладони чашечкой вокруг лица, чтобы не мешали блики солнца на стекле. Фотография была черно-белой, живой, как и все волшебные фотографии. Это был его отец, молодой, худощавый, его дикие, непослушные черные волосы нависали над знаментым шрамом. Он нервно улыбался в камеру, а его глаза будто пытались избежать встретиться с кем-то за пределами обзора камеры. Рядом с фотографией в рамке стоял большой трофей из серебра и какого-то синего кристалла, который светился переменчивым и закрученным светом. Джеймс прочитал табличку под кубком.
Кубок Трех Волшебников.
Совместная награда Гарри Поттера и Седрика Диггори, учеников факультетов Гриффиндор и Пуффендуй школы Хогвартс, за победу в Турнире Трех Волшебников, которых проходил в этих землях при содействии представителей из Института Дурмстранг и Академии Магии Шармбатон.
Там было продожение, но Джеймс не стал читать. Он знал эту историю. Имя Гарри Поттера было выбрано участником из-за подлога, совершенного темным волшебником по имени Крауч. Это привело к тому, что Гарри и Диггори были отправлены через портал в логово Волан-де-Морта, и злой маг вновь обрел свое тело. Неудивительно, что его отец выглядит таким напряженным на фотографии. Он не проходил в турнир по возрасту, но был выбран дополнительным четвертым участником в Турнире Трех Волшебников. Он находился в комнате полной людей, которые подозревали его в жульничестве и темной магии в лучшем случае.
Джеймс посмотрел на фотографию с другой стороны кубка, ту, на которой был Диггори. Его улыбка была искренней и сердечной, в отличие от отцовской. Джеймс никогда раньше не видел фотографии Диггори, но он каким-то образом казался ему знакомым. Он знал, что произошло с Диггори, знал, что отец был рядом в момент его смерти на том кладбище, куда их отправили, что он был убит по команде Волан-де-Морта. Его отец редко говорил о той ночи, и Джеймс понимал почему или, по крайней мере, думал, что понимал.
Он вздохнул и побежал догонять Зейна и Ральфа.
Позже в этот день, когда Джеймс заглянул в свою комнату, чтобы взять книги по Защите от Темных Искусств, он увидел ждущего его Нобби, нетерпеливо скребущего подоконник. Джеймс снял свиток пергамента с ноги Нобби, развернул его и стал читать.