Джейн Сеймур. Королева во власти призраков

– Он скажет, не сомневайтесь! – уверенно заявил Кэри. – И если король получит развод, фактически это станет признанием законности его брака с королевой Екатериной. Таким образом, принцессе будет расчищен путь к восстановлению в правах наследования.

Джейн увидела, как дрогнула улыбка на лице Эдварда, а брови Томаса сдвинулись к переносице. Разумеется, у них были свои амбиции.

– Не слишком рассчитывайте на это, – предупредил Брайан. – Шапуи надеется на такой исход, но захочет ли король публично признать, что устранение Екатерины – ошибка и папа всегда был прав?

Эдвард подал голос:

– Думаю, его милости следует твердо оставить позади два своих брака и заключить третий, который не будет замутнен никакими сомнениями из прошлого.

– Леди может оказать сопротивление, – заметила Джейн, – она будет как заноза в боку у короля.

– Без него она ничего не значит, – небрежно отмахнулся Брайан. – Пока он ее любил, она была неуязвима, но любовь иссякла, это видно. А крысы всегда бегут с тонущего корабля, уж вы мне поверьте. Какой прок поддерживать павшую королеву?

Джейн стояла со своими братьями и Нан в дальнем конце Королевской капеллы. Было пятое воскресенье Великого поста, и духовник королевы, отец Скип, взбирался на кафедру. Над головами у них находилась королевская ложа, где должны были сидеть Генрих с Анной. На другой стороне нефа, немного впереди, виднелась могучая фигура мастера Кромвеля, рядом с ним стоял Шапуи.

– Кто из вас обвинит меня в грехе? – раздался голос священника. – Это не я нападал на Церковь! Король должен проявлять мудрость и не уступать злым советникам, которые толкают его на неблаговидные дела. А советникам короля следует хорошо подумать, прежде чем давать советы по изменению старых порядков.

По собранию пронесся ропот. Люди переглядывались, удивляясь, как это отец Скип осмелился публично порицать короля. Джейн задрожала от страха за него. Генрих наверняка разозлится, в этом она не сомневалась.

Однако священник не унимался:

– Вспомните пример царя Агасфера, которого злонамеренный советник подговорил обрушиться на евреев, – продолжил он. – Этим советником был Аман, который также намеревался повергнуть супругу Агасфера Эстер. Но после того как Эстер раскрыла гнусный заговор и спасла евреев от преследований, Аман получил справедливое воздаяние – его повесили. И таким образом одержала победу добрая женщина, которую царь Агасфер очень любил и которой доверял, потому что знал: она всегда была ему другом.

Джейн поморщилась. Анна наносила ответный удар. Ни у кого не могло возникнуть сомнений, что эта проповедь – ее затея, предупреждение Кромвелю, который стоял тут же с полуулыбкой на устах и всем своим видом показывал, как его забавляет это сравнение со злым советником Аманом. Фактически Анна объявила войну своему опаснейшему врагу. Но кого поддержит король?

Скип продолжил опасную речь:

– Среди прочих своих злодеяний Аман убедил Агасфера в том, что в результате уничтожения евреев царская казна к личной выгоде правителя пополнится на десять тысяч талантов. Так же и в наши дни мы имеем основания сокрушаться, что корона, введенная в заблуждение дурным советником, хочет отнять собственность Церкви и завладеть ею. Мы можем только сожалеть об упадке университетов и молиться о том, чтобы необходимость в образовании не была упущена из виду.

Анна могла бы и сама сказать все это. Ну не безумие ли – стыдить Генриха публично и провоцировать таким образом его гнев?

Но худшее было впереди. Скип обвел паству строгим взглядом:

– Однако порочность кроется не только в ограблении Церкви. Вспомните пример царя Соломона, который утратил истинное благородство в угоду плотским желаниям, взяв слишком много жен и наложниц.

Это уже и вправду заходило слишком далеко. Однажды Генрих с гордостью продемонстрировал Джейн изысканную миниатюру мастера Гольбейна, где тот изобразил его в образе Соломона, мудрейшего из царей. Она понимала, что все безошибочно определят, кого имел в виду отец Скип. Люди косились на саму Джейн, потому что в диатрибе священника содержался намек и на нее.

Придя повидаться с возлюбленной вечером того же дня, Генрих продолжал кипеть от негодования.

– Мне очень жаль, дорогая, что в этой проповеди и вам, и мне была нанесена обида, – сказал он, сверкая стальным взглядом. – Я отругал священника за его клеветы. Он унизил не только нас, но и моих советников, моих лордов и дворян, и весь мой парламент.

Генрих не мог не понимать, кто стоит за всем этим, однако Анну он не упомянул, и Джейн не хотелось открыто критиковать ее. Тем не менее это была возможность, которой она ждала.

– Мне жаль мастера Кромвеля, – сказала она. – Быть вот так публично униженным – это ужасно. Но хуже всего оскорбление, нанесенное вам, Генрих. Ни один подданный – ни мужчина, ни женщина – не должен думать так о своем короле или королеве. – Джейн сделала легкий упор на слове «женщина». – Вы полагаете, он сам решился сказать все это?

– Я знаю, кто подговорил его! – фыркнул Генрих.