Борн в одно мгновение выскочил из душа. Схватив новый кусок мыла, он положил его в полотенце. Зажав концы полотенца в руке, Борн раскрутил его, надежно зафиксировав мыло. Отразив левой рукой жестокий прямой удар, он поднял правую руку Лернера, отводя ее в сторону, после чего с силой выбросил свое импровизированное оружие ему в солнечное сплетение.
Завернутый в полотенце кусок мыла нанес на удивление коварный удар, к которому Лернер оказался не готов. Пошатнувшись, он отступил в каюту. Однако тело его находилось на пике физической формы, поэтому смятение оказалось лишь мимолетным. Расставив ноги, Лернер стал ждать, когда Борн предпримет попытку проникнуть в его оборонительные порядки. Но Борн вместо этого снова взмахнул своим оружием, вынуждая Лернера отбить его киркой.
Лернер сделал обманное движение вправо и вонзил правое колено Борну в левую часть грудной клетки.
По всему телу Борна раскатилась волна боли, он оскалился в страшной гримасе. Железный кулак Лернера врезался ему в плечо. И тут Лернер подцепил его мыском за щиколотку, сбивая с ног.
Он повалился на Борна, но тот в самый последний момент успел нанести прямой удар Лернеру в лицо. Из разбитого носа хлынула кровь, обрызгав обоих противников. Лернер на мгновение поднял руку, чтобы вытереть кровь из глаз, а Борн, приподнявшись над полом, вонзил кончики пальцев Лернеру под ребро. Лернер крякнул от удивления и боли, почувствовав хруст двух ребер.
Взревев, он обрушил на Борна такой град свирепых ударов, что тот не смог защититься от всех даже обеими руками. Лишь треть ударов пробила его блоки, но и этого оказалось достаточно, чтобы подорвать его и без того ослабленную жизненную энергию.
Не представляя себе, как такое могло произойти, Борн обнаружил, что лапища Лернера, похожая на ломоть ветчины, сомкнулась у него на горле. Прижатый к полу, он увидел острие кирки, стремительно летящее к правому глазу.
Теперь у него только один шанс. Он уступил весь сознательный контроль над собственным телом инстинктам убийцы – той своей половине, которая являлась Борном. Никаких мыслей, никаких страхов. Борн ударил ладонями Лернера по ушам. Сдвоенный удар не только лишил Лернера ориентации, но и образовал полугерметичную пробку, поэтому, когда Борн быстро развел руки, от резкой смены давления у Лернера лопнули барабанные перепонки.
Кирка застыла на полпути, внезапно задрожав в обмякшей руке Лернера. Отбив ее в сторону, Борн схватил Лернера за грудки, рывком опуская его к себе, а сам при этом вскинул голову. Его лобная кость попала Лернеру в лицо как раз в том месте, где переносица сходится со лбом.
Отпрянув назад, Лернер закатил глаза, однако кирку не выпустил. Вступили в действие его отточенные до предела инстинкты выживания. Находясь в полубессознательном состоянии; Лернер снова взмахнул киркой. Борн не успел отдернуть руку, и острие пробило кожу.
Но тут Борн нанес обеими руками удар Лернеру справа в горло, по сонной артерии. Лернер повалился на четвереньки, шатаясь. Сложив пальцы в тугой клин, Борн вонзил их в мягкие ткани под подбородком Лернера. Он почувствовал, как рвется кожа, мышцы, связки.
Каюта окрасилась красным.
Вдруг Борн почувствовал, что у него перед глазами все темнеет. Силы мгновенно покинули его, схлынув, словно волна отлива. Задрожав, он повалился на пол, теряя сознание.
Глава 23
Мута ибн Азиз, схватив Катю Вейнтроп за красивую руку, спускался в сверкающей нержавеющей сталью кабине лифта в подземный ядерный центр Миран-Шах, созданный «Дуджой».
– Сейчас я увижусь со своим мужем? – спросила Катя.
– Увидишься, – ответил Мута ибн Азиз, – однако встреча эта не доставит радости вам обоим, это я обещаю.
Двери лифта открылись. Задрожав, Катя вышла из кабины.
– У меня такое ощущение, словно я попала в самое чрево преисподней, – сказала она, оглядываясь на голые бетонные стены.
Тусклое освещение подземных коридоров нисколько не умаляло ее красоту, которую Мута ибн Азиз, как и полагается настоящему арабу, постарался не замечать. Катя была высокая, стройная, полногрудая, светловолосая, голубоглазая. Ее гладкая кожа сияла. На переносице красовалось небольшое созвездие веснушек. Однако Муте ибн Азизу ни до чего этого не было дела; он игнорировал красоту молодой женщины с исступленностью, рожденной и вскормленной в пустыне.
Всю долгую, монотонную дорогу в «Лендровере» среди облаков пыли до Миран-Шаха Мута ибн Азиз думал совсем о другом. Он уже бывал здесь один раз, три года назад. Тогда Мута приезжал сюда вместе со своим братом Аббудом ибн Азизом; с собой они привезли талантливого, но несговорчивого доктора Костина Вейнтропа. Фади поручил братьям сопровождать Вейнтропа из Бухареста, где у него была лаборатория, до Миран-Шаха, потому что тот, похоже, не смог бы совершить это путешествие самостоятельно.