Джейсон, ты мертв!

Следовало убедиться, что это именно тот пляж, который нужен. Но ему вдруг все стало безразлично. От этого зависело, подберет ли его Институт, или вся борьба пропадет впустую, но он не придавал этому ни малейшего значения. Им завладела аппатия. Может, мысли о Бруни были причиной? Может, его омерзение перед человеческой природой и собственными недостатками вызвали её к жизни? Может, его вина? Джейсон не знал и не интересовался.

Глядя на волны, он понял, что уже не видит левым глазом и что нужно поворачивать голову влево, чтобы уловить шум прибоя. Вот оно. Упав на колени, он пополз к пятачку висячих растений, кусочку джунглей, который склонился над пляжем, словно бы не в силах решить, чему же он принадлежит. Усевшись под листвой, он стряхнул ранец и положил тот перед собой, чтобы иметь возможность самоуничтожения, если понадобится. И начал ждать - не зная чего. Джейсон не имел представления, подберет его субмарина Института или, - если он впитается в песок, - мистическая колесница смерти. Но в любом случае ему оставалось только ждать. Он был истощен и мечтал о сне. Но боялся, что, закрыв глаза, никогда их больше не откроет.

Порывшись в карманах, он нашел диск, который дал ему Коллинз, и почувствовал тепло в ладонях. Диск к тому же слабо светился, и в его тусклом голубом свете Джейсон увидел запекшуюся на руке кровь часового. Положив диск обратно, он уставился на воду. По крайней мере сигнал, по которому Институт определит его местонахождение, действует. А это было практически первая удача за последние два месяца.

Вытянувшись, он зарыл правый локоть в песок, почесал в голове, пропуская сквозь пальцы черные волосы, и оперся головой о руку. Он заметил, что и правая рука тоже начала слегка неметь и что кончики пальцев цепенеют, - несомненные признаки разложения и правой стороны тела. Вздохнув, он откинулся назад, гадая, сколько минут осталось до окончательного паралича. По какой-то странной причине он подумал о часовом на тропе, которого так безжалостно прикончила его правая рука. Умирая, тот бормотал что-то похожее на молитву, и Джейсону стало интересно, была ли это молитва солдата. Благоговейное прошение к какому-нибудь Богу, в которого верил мальчик, прошение безоговорочно принять его душу, потому что он умер, защищая свою страну.

Выругавшись, Джейсон перевернулся на бок и свирепо смотрел на океан. Он хотел бы обойтись без убийства. Или, по крайней мере, он бы хотел сказать юноше, что его держали за сосунка. Что его островной рай был на самом деле курортом - легальным убежищем и благоустроенным укрытием для всемирной бандитской организации. Стал бы юноша сопротивляться так упорно, знай, что он лишь кукла на ниточках, за которые дергают толстосумы в Нью-Йорке и Европе? Стал бы он носить униформу армии Пунта де Флеча с такой гордостью, если бы осознавал, что его правительство - только прикрытие для преступного синдиката, распростершего свои щупальца от Европы до Азии и эксплуатирующего миллионы людей, живущих на этих землях?

Теперь он позволил мыслям вернуться вспять, к тому времени, когда он впервые стал частью Института Джона Анрина, когда он стал миссионером.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В тот первый день утреннее солнце давно уже палило сквозь окно, но Джейсон не замечал его, пока не перекатился на разогретую сторону постели. Солнце хлестнуло его по глазам словно огненным бичом, и Джейсон поморщился, перекатился обратно в тень и попытался вновь погрузиться в сон. Но солнце было слишком ярким, слишком жарким, и оно разбудило его дремлющий мозг, чтобы вернуть его к реальности.

Кряхтя, он приподнялся на локтях, медленно приходя в себя. Сознание возвращалось медленно и болезненно, молот похмелья был тоже разбужен треклятым солнцем. Его руки дрожали, а нос и губы вспухли и онемели результат слишком большой дозы за слишком малое время, отзывающейся теперь в гулом в черепе и вспышками в глазах, которые видел и слышал только он.

Но он был человеком дела, и вместо того, чтобы поуютнее устроить раскалывавшуюся голову на подушке, откинул простыни и сел, свесив ноги с кровати. Оглядел комнату, накрененную градусов на тридцать сначала в правую сторону, потом в левую, но теряющую по нескольку градусов с каждым наклоном. Наконец пол замер в надлежащем положении, и он встал, проклиная похмелье, все так же бьющее по голове.

Сосредоточившись на том, чтобы стоять не раскачиваясь, он передвигал свои отяжелевшие ноги по очереди, осознавая, что если сможет повторять процесс достаточно долго, то доберется до ванной. Он сделал это, и холодный кафель пола ванной комнаты ожег его голые ступни и пятки двумя десятками булавочных уколов в секунду. Постанывая, он опорожнил переполненный мочевой пузырь и решил попробовать сбить боль 1 0КИ.

Но такой шанс ему не предоставился.