Джек

Сказано это было так непосредственно, так от души, предложение Иды так обрадовало Белизера, а малыш Вебер стал так визжать, когда мать подняла его со стула, что неловкое молчание, которое нарушалось толь ко стуком вилок, уступило место веселому оживлению, обед, наконец, стал настоящим свадебным пиршеством Все ели с аппетитом, а вернее сказать, воображали будто едят. Официанты сновали вокруг стола и, точно фокусники, выказывали чудеса ловкости, насыщая двадцать персон одной уткой или одним цыпленком, так умело нарезанными, что всякому доставался кусочек, и можно было даже попросить добавки. Зеленый горошек «по — английски» градом сыпался на тарелки. Была там и фасоль «по-английски», которую тут же, на краю стола, посыпали солью, перцем, поливали маслом (и каким маслом!). Готовя это сомнительное кушанье, официант криво улыбался. Но гвоздем пиршества было шампанское. За исключением Иды де Баранси, которая немало выпила его на своем веку, все остальные гости знали этот волшебный напиток только по названию, само слово «шампанское» было для них символом богатства, роскошной жизни, неведомых развлечений. С самого начала обеда все ожидали его с нетерпением и шепотом признавались в этом друг другу. Наконец показался официант, неся бутылку с серебряным горлышком. Вооружившись щипцами, он приготовился ее откупорить. Ида с нарочитым испугом зажала уши, она не упускала случая принять картинную позу, чтобы заставить полюбоваться своими прелестями; другие женщины, глядя на нее, тоже приготовились к оглушительному взрыву. Но никакого взрыва не последовало. Пробку вытащили самым спокойным образом, беззвучно, как вытаскивают обычные пробки, и официант, высоко подняв бутылку, помчался вокруг стола, бормоча: «Шампанское!.. Шампанское!.. Шампанское!..» Все протягивали ему бокалы, а он на этот раз показывал фокус с неисчерпаемой бутылкой. Пены в ней хватило тоже на двадцать персон, на дне каждого бокала оказалось немного терпкой жидкости, которую все с благоговением пили крошечными глоточками. Должно быть, в бутылке, которая обошла весь стол, еще кое-что осталось — Джек, сидевший напротив двери, видел, как официант вылил остатки себе в глотку. Как бы то ни было,' слово «шампанское» обладает такими чарами, в каждой капельке этого вина заключено столько чисто французского веселья, что с этой минуты все гости оживились. У родственников Белизера шампанское вызвало прилив невероятной алчности. Они, как коршуны, набросились на стол и все, что можно, засовывали в карманы — апельсины, конфеты, печенье на прогорклом масле; они все бубнили, что лучше, мол, унести с собой, чем оставлять официантам. Внезапно со смехом и веселым шушуканьем г-же Белизер передали тарелку с поддельными конфетами, среди которых возвышался младенец из розового и голубого сахара — такой сюрприз обычно преподносят новобрачной. Однако малыш Вебер со своей завитой головою был уже, так сказать, в натуре, и потому славная женщина спокойно отнеслась к этой традиционной и несколько грубоватой шутке. Она засмеялась громче всех, но Белизер покраснел, как рак.

Потом настал черед песен. Первым поднялся Рибаро; он взглядом призвал всех к молчанию и, приложив руку к сердцу, затянул хриплым голосом чувствительный романс, популярный в 1848 году, «Труд угоден богу»:

Зиждителя миров земные дети!
Исполним скромный, малый свой урок…

И пройдоха же был этот Рибаро! Он сразу сообразил, что надо спеть, чтобы очаровать работящих супругов, в доме которых он поселился. Но, чтобы не нагонять тоску на веселую компанию, он, закончив песню «Труд угоден богу», весело запел:

Мы в Шаронне заглянем к Савару,
Там осушим стаканчик вина…

Он знал сотни таких песенок. Знатного компаньона подобрали себе супруги Белизер! Какие чудесные вечера будут проводить они в доме на улице Пануайо!

Между тем официанты, без сомнения, обнаружили, что загребущие пальцы представителей рода Белизе ров нанесли изрядный урон столу — в мгновение ока остатки пиршества были убраны, а самый стол разъят на составные части, каковые были тут же прислонены к стенам. Свадебный обед был окончен. Гости оторопело уставились друг на друга. А над ними, и вокруг ни за перегородками, царила вакханалия. Всюду пели, плясали, под каблуками ходуном ходили полы. Послышался чей-то несмелый голос: «А не потанцевать ли и нам?»

Да, это было бы славно, но музыка стоит денег! Кто — то предложил плясать под музыку, которая доносилась со всех сторон. К несчастью, скрипки и корнет-а-пистоны так надрывались, мелодии кадрилей, полек, полек — мазурок, экосезов сливались в такой хаос звуков, что ничего толком нельзя было разобрать.

— Ах, если бы тут было фортепьяно! — вздыхала Ида де Баранки, пробегая пальцами по столику с таким видом, будто играла на этом инструменте.