Джек Бестелесный

Он смотрел, как мальчик, такой худенький в плавках, заковылял к дому. Люк станет сильным по достижении половой зрелости, когда его тело будет наконец полностью восстановлено в регенванне. И хотя его метаспособности, по оценке, достигали уровня Великого Магистра, он все еще практически не мог ими пользоваться. То, что ему пришлось перенести в раннем детстве, превратило его в метапсихического калеку. Марк вдруг спросил себя, а не случится ли то же и с Джеком, если его генетические дефекты не поддадутся терапии.

— Помоги мне унести мешки из-под водорослей, — окликнула его Адриена.

— Ладно, — ответил Марк. Два других повара уже ушли с вилами и пустыми корзинами. Над песчаной горкой курился пар, и молодая чайка поклевывала обрывки водорослей. Адриена мешком смахивала песок и птичий помет со столов.

— Нам осталось только отнести эти мешки к насосу и выстирать их, а тогда мы свободны, пока тут все не испечется.

— Согласен! — сказал Марк, собрал свою долю осклизлых джутовых мешков, и они зашагали по низким пологим дюнам к огромному серо-белому дому. На длинной передней веранде сидели взрослые, и перед тем как Марк с Адриеной завернули за угол туда, где на бетонной плите был укреплен старый насос, Тереза помахала им, а Джек сказал: «Привет!»

На заднем дворе, уже погрузившемся в тень, потому что солнце клонилось к западу, слышался смех, и они увидели за деревьями убегающих Дугги и Каролину. Каролина несла одеяла. Марк нахмурился.

— Ну, во всяком случае, мы знаем, чем они займутся в свободные часы.

Он ухватил выкрашенную красной краской железную ручку насоса и начал качать.

— Они влюблены, — ответила Адриена, выворачивая мешок наизнанку и подставляя его под струю. — Уже все лето. Неужели ты не замечал? А мы все знаем.

— Дураки несчастные.

— А по-моему, это прекрасно. Им обоим по шестнадцать, и, значит, у них есть полное право любить друг друга…

Марк презрительно фыркнул.

— Использовать друг друга, хочешь ты сказать. Любовь! Биология, и ничего больше. Один набор слишком активных подростковых гонад взывает к другому, порождая дерьмовые эмоциональные сложности и горести на пути к продолжению рода.

— Человеческая любовь, — объявила Адриена, выжимая мешок, — благородна и священна. Так утверждают все философы.

— Священна? Не больше чем пописать! Если хочешь знать, Адди, так, на мой взгляд, секс — это сплошное занудство и зряшная трата времени. Только вспомни, сколько знаменитых людей — и притом умных! — на протяжении истории вели себя как последние идиоты из-за секса: Мария Стюарт, Генрих Восьмой, Оскар Уайльд, Джон Кеннеди, доктор Луиза Рандаццо! Не говоря уж о миллионах миллионов мужчин и женщин, которые губили себя или ничего в жизни не добивались, потому что гонялись за представителями другого пола, или растили одного чертова ребеночка за другим, или работали как лошади, чтобы прокормить всех детей, народившихся из-за того, что мужу нужно было лапать свою жену… Человечеству было бы куда лучше, если бы нас всех стряпали в ретортах, как зародышей, которых выращивают для заселения колонизируемых планет.

Адриена выпрямилась и смерила его яростным взглядом. На ней был дурацкий поварской колпак, темные волосы слиплись от пота, лицо обгорело на солнце, и нос слегка облупился.

— Вот, значит, чему вас учат в Дартмуте?

— Нет, — ехидно ответил Марк. — Я сам это вычислил, наблюдая и рассуждая. А чему учат вас, математиков, в Технологическом? Как стать благородными и священными секс-бомбами?

— Ты шутишь! — Адриена встала в позу и запела:

Три-та-тута, три-та-тута!

Девочки из Института.

Мы не ломаемся

И не вляпаемся!

Мальчикам даем от ворот поворот!

Марк взвыл от смеха, изо всех сил нажал на ручку, подставил ладонь под струю и окатил Адриену водой. Она взвизгнула и хлопнула его мокрым мешком.

— Боже мой! — протянула она. — Какие мы с тобой замечательные образчики высшей метапсихической формы жизни! — Она бросила мешок и шагнула к Марку. — Я некрасивая, а ты красавец. Нам по четырнадцать, и мы никогда не целовались… Марко, давай попробуем.

— Черт! Нет.

Она смеялась, но в глазах у нее пряталось что-то еще.

— Взгляни на это, — сказала она небрежно, — как на эмпирическое упражнение. Или ты боишься проверить экспериментально свою антисексуальную гипотезу?