Джек-Брильянт: Печальная история гангстера

Но я «пропал». Ее имя попадалось мне в газетах, когда она пару раз — и неудачно — выходила замуж. В 1941 году пациент наркологической клиники в Бельвю упомянул имя Кики Робертс, но уже на следующий день газеты поместили опровержение. Примерно в то же время она была в числе пострадавших от пожара в театре в Ньюарке, а мой знакомый из Олбани видел ее в военные годы в Бостоне, где она подвизалась в небольшом клубе, по-прежнему рекламировала себя «зазнобой Джека-Брильянта», однако стриптизом больше не занималась, а пела душещипательные любовные песни вроде «Разбитого сердца», песни 1927 года, того самого, когда был убит Малыш Оги, а Джек чудом выжил и прославился как человек, которого «пули не берут». О судьбе Кики до меня доходили самые разные слухи; по одним, она умерла в Детройте, по другим — в Джерси, по третьим — в Бостоне; чего только о ней не говорили: и что она сошла с ума, и что сломала позвоночник и ей вставили металлическую штангу, и что она чудовищно растолстела, что дожила до глубокой старости, и что стала лесбиянкой, и что по-прежнему появляется в барах Трои, Катскилла и Олбани, где еще помнят Джека. Я всему этому не верю. Что сталось с Кики, я так и не узнал.

Это еще, естественно, не конец. Разве я, как и все, кто его знал, не кончил тем, что, сидя у стойки, вновь и вновь рассказывал историю жизни Джека сорок три года спустя, рассказывал по-своему, на свой манер? И разве не сидели рядом со мной Проныра, Барахло и Флосси, которые, как и все слушатели, готовы были присочинить что-то и от себя? Журналы тоже постоянно возвращались к жизни Джека, и кто-то даже написал о нем довольно посредственную книгу, по которой впоследствии сняли еще более посредственный фильм. И никто, ни один человек не сумел рассказать о Джеке правдиво, именно правдиво, а не достоверно, ибо достоверность в жизнеописании Джека невозможна. В его жизни не было прямых линий, как не было прямой линии между его мозгом и сердцем. Я по-прежнему убежден, например, что в истории Барахла про собаку содержится больше правды о Джеке и его мире, чем в любой, самой достоверной информации о нем.

Историю эту Барахло рассказал, когда мы все, старые друзья-товарищи, сидели в сумрачном, грязноватом «Кенморе», хотели поговорить о чем-нибудь другом, однако никак не могли сменить тему. Помню, я стал рассказывать напоследок, что произошло с Гусем, который в возрасте шестидесяти восьми лет пристал к молодому парню в тюремном душе, за что был убит ударом ножа в единственный свой здоровый глаз. Рассказал я им и про Бычка, который всего через месяц после выхода из тюрьмы выпил семь стаканчиков виски подряд и умер от инфаркта прямо на улице, в Бронксе. И про Фогарти; Лихача досрочно выпустили из тюрьмы по болезни, умер он в инфекционном отделении больницы Энн-Ли-Хоум в Олбани и перед смертью вызвал меня передать свое наследство: ручные часы в брильянтах, принадлежавшие в свое время Лягушатнику Деманжу. Джек подарил Фогарти эти часы после похищения Лягушатника, и Лихач хранил их в сейфе в банке и не продавал, даже когда остался без гроша в кармане.

Не знали мои старые друзья и того, что Джек так и не расплатился со мной за второй процесс, что не расплатился он и с Доком Мэдисоном, которой с таким вниманием отнесся к его многочисленным ранам.

— Он у всех у нас воровал, до самого конца, — подытожил я.

— Да, Маркус, — сказала Флосси, его верная подружка с пьяными, подернутыми туманом глазами, та самая Флосси, которая так любила все то, чего уж не вернешь. — Но он имел на это право. Он был волшебником. У него была власть. Власть над людьми. Власть над животными. У него была рыжая колли, которая могла сосчитать до пятидесяти двух и делать вычитание.

— Я написал про его собаку рассказ, — сообщил Проныра. — Про черно-белого бультерьера по кличке Клэнси. Я ведь его кормил, когда они уехали из Акры и про него забыли. Этот Клэнси был умнейший пес, лично я умней не видал. Джек научил его танцевать на задних лапах.

— Не бультерьер, а белый пудель, — сказал Барахольщик. — Как-то вечером, это было в середине тридцать первого года, Джек привел его прямо сюда, в «Кенмор». Нас было несколько человек, и Джек решил пойти прогуляться. «Почему ж не пройтись», — говорим. Но Джек говорит: «Без свитера, боюсь, холодно будет». — «Верно, Джек, — говорим, — без свитера замерзнешь».

— Джек мог одним щелчком пальцев электрический свет зажечь, — вставила Флосси.

— Вот Джек и говорит своему белому пуделю: «Слушай, пес, ступай-ка ты наверх и принеси мне мой черный свитер». И что вы думаете? Встает эта псина, выходит в холл, нажимает на кнопку лифта, подымается в люкс Джека, подходит к двери и лает, чтобы Хьюберт Мэлой его впустил.

— Джек мог, если приличную скорость наберет, взбежать по стене и пройтись по потолку, — сказала Флосси.