Джек-Брильянт: Печальная история гангстера

Джек снял кольцо-печатку, которое стало ему велико и целый день сваливалось с пальца. Он носил его потому, что, как и синий костюм, кольцо приносило ему счастье, — подарок к окончанию школы старика отца. На печатке выбиты его инициалы: Д.Б. — Джон Брильянт. Отец тоже был Джоном Брильянтом. Джон Брильянт-старший. Джон Брильянт-бывший. Бывший да сплывший. Прости, старина. Джек слушал, как потрескивают свечи на алтаре в церкви святой Анны. Такой же звук издавали листья, падавшие в пруд, где медленно тонула ситцевая кошка. Свечи плясали, а в тени колонны плакал старик. Когда похоронная служба кончилась, и священник загасил свечу материнской жизни, старик ударился в тоску, политику и пьянство. Господи, как они смеялись тогда в Кэване! Когда смех стихал, ты подымал руки — не хватило, дескать. Бармены жалели — наливали. «Пока сам не лишишься жены, никогда не поймешь, что это такое, — говорил старый Джон Брильянт. — Приходится в День благодарения есть праздничный пирог в одиночестве». Юный Джек смотрел на него со стороны. «Немощный старик. Он плакал больше, чем я. Я-то плакал всего один раз».

Джек швырнул печатку в комод, а вместе с печаткой два образка (Стефан и Мария), которые Алиса привезла ему из Нью-Йорка вместе с письмами многочисленных поклонников. Одно письмо Джек сохранил: «Да спасет тебя Господь, сынок, от многодетной матери». Да спасет тебя Господь, мать, перед долгой дорогой.

Головокружение прошло, и он опять заулыбался. Джек посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся барометру с облупившейся краской. Идиотская улыбочка. И сам идиот. И все вокруг идиотское. В зеркале. А в жизни? Никто никогда не узнает, что собой представляет Джек в жизни. Только один Джек это знает — и он радостно захихикал от сознания того, что только ему одному доступна эта тайна. Вот так чудо! Образ Джека, не известный больше никому. К черту этого Брильянта, этого Легса, верно, Джек? Какое он имеет к тебе отношение?

На вечеринку явился и коллега Маркуса, адвокат, явился специально, чтобы познакомиться с Джеком-Брильянтом; у парня глаза полезли на лоб, когда он потряс руку, потрясшую Катскилл. Хьюберт привел с собой двух картежников из Трои, и они предложили Джеку как-нибудь вечерком перекинуться в покер. С удовольствием, ребята. Барахло созвал всех музыкантов; пришли и игравшие на пианино, и на банджо, и на барабане. Маркус пригласил танцевать Алису, и тогда Джек обнял за талию Франсес и сплясал с ней фокстрот под «Я веду себя прилично, детка».

— А вы, оказывается, прекрасно танцуете, — сказала ему Франсес.

— И это говорите вы, мисс?

Джек танцует с вчерашним днем. Спасибо, красавица из вчерашнего дня.

— Знаете, я никогда не думала, что такой, как вы, танцует, делает что-то подобное.

— Что ж такой, как я, может делать?

— Жуткие вещи, — сказала Франсес. Она была непреклонна. Получив нагоняй, Джек расслабился и коснулся ее волос кончиками пальцев, вспоминая свою боевую подругу — первую жену.

— Твои волосы напоминают мне Элен Морган, — сказал он.

Франсес покраснела.

Док Мэдисон потянул жену за руку и пустился в пляс с такой же энергией, с какой совсем недавно извлекал из Джека пули с мягкой насадкой, возвращал его к жизни из небытия. Жизнь бьет ключом, доктор! Здорово, правда? Огромное вам спасибо, док.

…возможно, все вы заметили, что сегодня днем сквозь витражи в пристройке полился солнечный свет, что солнечные лучи упали на плечи нашего осунувшегося, но непреклонного Джека, высветили достоинства как штата Нью-Йорк, так и самого Джека: усердие, целеустремленность, чувство справедливости, уверенность в завтрашнем дне.

Зал суда до сих пор чем-то напоминал церковь — когда-то здесь располагался пресвитерианский храм; над головой Джека были хоры, судьи сидели там, где в прежние времена находилась кафедра проповедника; над дверью — усеченные солнца, на окнах — церковные витражи; изменились лишь лица на стенах: вместо представителей духовенства и святых апостолов со стен смотрели теперь юристы и правоведы. Судный день, впрочем, грозил и тем, и другим.

На вечеринку, естественно, приехал и Фрэнки Теллер — как без Фрэнки, а также, прихватив одну из своих красоток, младший Фальцо, владелец четырех пивных в Трое. Позвал Джек и Джонни Дайка, букмекера из Олбани, и Слюнтяя Тарски, владельца магазина на Гудзон-авеню, где Джек три недели подряд покупал ветчину и сыр, когда он и еще двое парней не могли выйти за пределы квартала из-за Гуся. Явился на праздник и дядя Тим: с тех пор как в Акре провалилась крыша, он безвыездно жил там, ремонтировал дом и ждал возвращения хозяина.

Зашли «на огонек» передать привет от демократов Тухи и Спивак, легавые из отдела по борьбе с азартными играми.

А вот Мэрион не пришла.