Потом он подумал, не в первый раз, о своей потерянной Софии, и ему пришлось отвернуться, чтобы скрыть слезы. Он вспомнил о ее коже, белой, как фарфоровый Христос в приходской церкви его детства. Ему хотелось броситься перед ней наземь и целовать пальцы на ее идеальных ножках, один за другим…
- Когда я доберусь до Нюрнберга, мы с тобой продолжим. - Вагнер в испуге оглянулся, только чтобы осознать: Фауст снова разговаривает сам с собой. Обуреваемый какими-то неуемными чувствами, он неистово размахивал руками. - Нет, никогда, чушь! - пробормотал он, а затем сказал: - Если такова цена, которую я должен заплатить, да будет так. - И потом: - Если я уступлю тебе один раз, откуда мне знать, не пойдет ли все так и дальше?
Вагнер коснулся его руки.
Задрав подбородок, Фауст по-орлиному пристально смотрел на скапливающиеся грозовые облака. Вагнер с трепетом различил в магистре профиль захватчика-варвара, сверкающие глаза Гейзериха, Алариха, Атаулфа, дикое напряжение героев вестготов и вандалов - героев великих расистских теоретиков, ставших популярными в индустриальной Европе.
- Очень хорошо, - наконец проговорил Фауст. - Но только на этот раз и только потому, что мне необходимо знать. Я не беру на себя никаких обязательств ни перед кем. - Он вскинул голову, вслушиваясь, а затем выругался: - Чёрт…
Изможденный худощавый человек, похожий из-за свободно болтающегося на нем пальто и неприятной внешности на жуликоватого торговца, проходя мимо, спросил:
- Тоже ждешь вечерний поезд до Меца? - При звуке речи стало ясно, что это женщина. Лента на ее пальто говорила о том, что она вдова солдата. Этот факт объяснял все: род занятий, отсутствие страха, мужское пальто, смахивающее на шинель. Она усмехнулась, показав все пять зубов. - И что они там тебе сказали?
Фауст не удостоил ее вниманием. Видимо, его могучий интеллект сосредоточился на более глобальных проблемах этих дней; не всегда плоды его раздумий имели прямое практическое значение. Поэтому Вагнер спросил: «А что? Вам что-то известно?» - и, когда женщина с видом безразличия отвернулась, быстро сунул ей в карман банкноту. - Ну а теперь, что насчет вечернего поезда на Мец?
Она засмеялась.
- Да нет его. И даже не будет! Но они не признаются в этом по политическим мотивам. Примерно месяц назад партизаны реакционеров захватили железную дорогу, а поскольку роялисты засели на юге, нет никакой возможности вернуть поезд обратно. Начальник станции будет здесь через минуту. Вы можете его дождаться. Он скажет вам о задержке, а потом предложит разместиться в отеле своего двоюродного брата. Завтра рано утром вы вернетесь со своей поклажей. Но опять будет задержка. После обеда вам предложат вернуться в отель. Вы можете орать и жаловаться - им на все эти фокусы наплевать. Да, да, именно так. Я видела таких, кто торчал в отеле по неделе, прежде чем убрались отсюда.
- Такого не может быть! - воскликнул Вагнер.
Ее глаза загорелись каким-то сумасшедшим блеском. У него были сильные сомнения, что ее словам можно доверять.
- Не может быть, говоришь? Тогда почему никто, кроме вас, не ждет поезда, а? Смотри - вон он идет.
Начальник станции шагал по платформе, дергая себя за огромные усы. Это был человек-морж: пузатый, с яркими медными пуговицами, сознающий свою важность. Он махал плавником, чтобы привлекать к себе внимание.
Вагнер повернулся к учителю, чтобы предложить занять номер в гостинице и распланировать вечер.
Но Фауст пропал.