Джек-Фауст

Наверное, несправедливо было так грубо вести себя с тюремщиком из-за человеческой слабости. Он вел себя по отношению к ней, как строгий и любящий отец по отношению к беспутной дочери, и прежде она отвечала ему тем же. Одна из любовниц Маргариты, женщина-флорентийка, как-то рассказала, что в ее жизни был мужчина, которому она доверяла, как своему отцу. Он положил ей руку на зад и сделал вульгарное предложение; тогда она убежала из дома и плакала несколько часов. Власть, которую мужчина в годах мог бы распространить на совсем еще молоденькую женщину, была по своей природе священным доверием. Осквернять его было крайне омерзительно.

Но какую бы вину она ни ощущала, эта вина была лишь вполовину такой скверной, как потрея доверия Ошенфельдера.

Возможно, следует принять предложение Кавароччи-Вайклифа. Остаться означало не только умереть, но и принять власть системы, прогнившей от фундамента до флюгера. Системы, безоговорочно одобряющей этическое превосходство людей, которые либо не понимали ее положения, либо открыто признавались, что придерживаются своих собственных стандартов.

Что же делать с моральной стороной вопроса?

Кому-то предстоит решать, виновна она или нет. Но не судам. Она больше не верила им. Кавароччи оказался прав. Когда мировые судьи и магистраты продажны, а тюремщиков деньги превращают в слепых, разве не вызывает ярости тот факт, что низменные преступники пользуются всем спектром предоставляемых им услуг?

Не этим людям ее судить!

Возможно, она заслужила даже смерть. Но они казнили бы ее по ошибочным мотивам. Они казнили бы ее за ночь наслаждения - одну из великого множества, - во время которой она всего лишь не приняла мер предосторожности. Когда же она обнаружила, что беременна, каждый ее шаг по пути, ведущему в эту каменную камеру, был предопределен.

Было ли это справедливым возмездием? Нет.

Только один человек имел право судить ее. Только одна женщина годилась для того, чтобы объявить приговор.