Джек Кэнон под псевдонимом Ник Картер

«Я в отпуске», - пожал он плечами и кивнул бармену. «Один из таких, не слишком жаркий».

«Вы понимаете, что это может быть просто Делэйн. Мы можем быть сестрами, но мы совсем другие. Она имеет склонность немного нервничать».

Картер отпил «Кровавую Мэри» и улыбнулся. «Я сделаю все, что смогу, но я действительно пришел к тебе».

«Будем надеяться, что в Берлине просто весело».

«Да, будем надеяться».

Его антенны дрожали. Это было шестое чувство, которое каждый хороший агент приобретал за долгие годы, если оставался жив.

Пока Лиза продолжала говорить, Картер слушал одним ухом и позволял глазам путешествовать по маленькой гостиной; старуха с молодым светловолосым мальчиком; пара студенток с такими длинными волосами, что они сидели на них; невысокий седой мужчина читает утреннюю газету; пожилая пара посреди тихого спора.

Картер перевел взгляд на седого мужчину. Глаза за полуочками поднялись из-за страниц и встретились с глазами Картера.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, а затем мужчина сложил газету. Он проверил свой счет, положил деньги на стол и ушел.

Купюру аккуратно сложили и снова сложили, пока она не стала напоминать звезду.

«Лиза…»

"Да?"

«Простите меня на секунду, ладно? Природа зовет».

"Конечно."

Официантка пыталась развернуть счет, не разрывая его, когда проходил Картер. Он слышал, как она что-то ворчала по поводу больших чаевых или отсутствия больших чаевых, ей хотелось, чтобы клиенты не пытались быть такими милыми.

Мужчина мыл руки, когда Картер толкнул дверь. Он увидел ноги под одной из дверей стойла и двинулся к двери двумя вниз.

Их глаза встретились в зеркале, и обе головы едва кивнули.

Прошло почти пять минут, прежде чем мужчина вышел из стойла, вымыл руки и ушел.

"Как прошел ваш рейс из Парижа?"

"Хорошо".

- Я полагаю, вы на Pan Am Nine-two-two.

«Да, в Берлин».

«Очень удобно. Питеру Лимптону очень рано утром позвонил из Лондона один из его знакомых из Западной Германии».

"Покупатель или продавец?" - спросил Картер.

«Похоже, продавец». Он вытащил из внутреннего кармана пиджака тонкий манильский конверт и положил его на поднос для зеркала перед Картером. «Его зовут Оскар Хесслинг. Все, что у нас есть на него, находится внутри».

"Что сказал Лимптон?"

«Хесслинг давил на крупного американского производителя электроники. Ранее он сказал Лимптону, что товары будут из чистого золота. На самом деле, они стоят больше, чем золото для людей Лимптона. Очевидно, нажим не сработал. Хесслинг вызвал его пару недель назад и сказал, что сделка не состоялась ".

"А прошлой ночью это было снова?"

Мужчина кивнул и начал вытирать руки. "Он приказал Лимптону позвонить ему во вторник в Берлине. Альма хочет, чтобы вы

в этом покопались. "

"Сделаю."

"Приятного полета."

Картер вернулся в гостиную и ответил правдой на вопросительный взгляд Лизы. "Бизнес."

«Значит, ты не в отпуске».

«Казалось бы, нет», - ответил он. «Но это просто рутина. Я все равно займусь твоей проблемой».

Рейс 922 был вызван на посадку. Когда они прошли через охрану, Лиза взяла Картера за руку и наклонилась к его уху.

"Вы путешествуете сейчас без друзей?"

«О, нет. Ложное дно в чемодане, которое я проверил».

Под «друзьями», о которых она говорила, были 9-миллиметровый «Люгер» Картера, который он ласково называл Вильгельмина, смертоносный маленький стилет по имени Хьюго и газовая бомба размером с грецкий орех под названием «Пьер».

Картер действительно подумал, в то солнечное утро, прогуливаясь по вестибюлю аэропорта с красивой и привлекательной женщиной на руке, что ему не понадобятся его «друзья» в этой поездке в Берлин.

* * *

Каждый день в полдень Freiheitsglocke в здании Американской мемориальной библиотеки отбивал час. Он звучал каждый полдень, чтобы напоминать Берлину и всему миру, что все люди имеют право на свободу в равной степени от Бога.

Дитер Клаусвиц не заботился ни о символах, ни о Боге. Что касается его свободы, у него была неугасающая страсть к ее сохранению. Он вынул пять частей винтовки из кожанного чемоданчика, и начал их собирать.

Со своего солнечного насеста высотой 260 футов над Берлином ему открывался прекрасный вид на бульвар перед библиотекой. На ступеньках мастера завершали работу над трибуной и сиденьями с флажками для митинга.

На тротуарах и в одной из полос частично перекрытого бульвара уже начали собираться любопытные, демонстранты и энтузиасты.

Берлинская полиция стояла на баррикадах, ее безупречная форма и белые шлемы блестели. Солдаты и сотрудники СОБ в униформе и штатском с мрачными лицами стояли на жаре.

Они выглядели неуютно.

Сам Клаусвиц чувствовал себя немного неуютно. Его мышцы болели от того, что он всю ночь лежал на земле. Но этого было недостаточно, чтобы поставить под угрозу его работу. Из-за дополнительной одежды под кожей он вспотел, но не настолько, чтобы ослабить его решимость.

Когда F1 была полностью собрана и проверена, он покопался в земле, пока не нашел идеальный кусок твердой ровной поверхности для сошек. Когда это было сделано, он прижал приклад к плечу и приложил глаз к прицелу.