Джек Кетчам. Повести и рассказы.

Она вернулась через несколько минут.

— Карла не придет, — сказала она.

— Забавно, — сказал я. — Обычно она делает это для меня. Ты не пробовала пощекотать ей клитор?

— Струп, это так неловко.

— Только не для меня.

— Черт возьми, имей хоть каплю гордости!

— Гордость исчезла. Прыгнула в бутылку, утонула. Умерла счастливой.

Кто-то начал колотить в дверь. Я не мог этого допустить. У меня от этого разболится голова.

— ЭЙ! — сказал я. — Неужели у вас, издателей, нет ни капли ПОРЯДОЧНОСТИ? Нет СОСТРАДАНИЯ? Просто подождите часок-другой, пока я немного протрезвею, ладно? Господи! А пока идите и хорошо проводите время. Выпивка за мой счет. За мой и за счет Лоры. Которая, не побоюсь сказать, лучше всех трахается в задницу в издательской индустрии!

Должно быть, я говорил довольно громко, потому что звуки вечеринки на мгновение смолкли. Я услышал шепот, а затем мужской голос за дверью.

— Ты болен, приятель? — сказал он.

— Насколько мне известно, нет. Я проверю свои ботинки, когда смогу их увидеть. Но спасибо, что спросил.

После этого они махнули на меня рукой. Время от времени Лора возвращалась посмотреть, готов ли я уже выйти, но я никогда не был готов, так что довольно скоро они просто оставили меня в покое. Много пива и никакого туалета. Вечеринка обещала быть короткой. Я чувствовал себя как письмо-бомба, совершенно анонимное, хитрое и разрушительное.

Уборная жила своей жизнью.

Вскоре я уже мог двигаться, но это было не очень весело, поэтому я поднял бутылку с пола и пил, пока снова стал неподвижным. Затем, тихо и спокойно, я заснул.

Когда я проснулся, снаружи не было ни голосов, ни музыки. Вечеринка закончилась. Сквозь густую полусонную головную боль я гадал, который сейчас час. Натянул штаны и открыл дверь. Лора Салли лежала без сознания на диване с отвратительным выражением на лице, как будто у нее была тяжелая ночь. Я наклонился и поцеловал ее в лоб. Сладких снов, сука. Я вернулся в свою квартиру.

Аспирина было предостаточно.

Я проснулся с улыбкой.

От автора

Наконец-то Струп одерживает победу. Но только, надо заметить, потому, что женщина, с которой он связался, еще большая сволочь, чем он сам.

Действительно ли я так отношусь к издательской индустрии?

Кто, я?

Следует отметить, что это был первый раз, когда меня подвергли цензуре — название подверглось цензуре не меньше, — и это было сделано журналом "Рукоблудие". Это должно быть своего рода отличием.

"Рыба"

Струп сидел в баре. В полутени, угрюмый и нерешительный.

Ему нужна была женщина, но подходящей не было. Поэтому он немного поговорил с барменом, заказал виски с содовой и стал ждать, когда все изменится. Ночь обещала быть долгой. Все подходящие дамы приходили с сопровождающими и шли прямо к столикам в глубине зала. Струп никогда не блистал за столиками. В баре он был другим. Расслабленный, непринужденный. Он мог болтать и толкать речи в баре всю ночь напролет. За столиками он был просто очередным пьяницей, надеющимся кого-нибудь подцепить. Выглядел неловким и лишним.

Кроме того, сегодня у него не было уверенности в себе. Он чувствовал себя большим, толстым и уродливым. Он знал, что это чушь собачья. У него было немного лишнего веса, но и только. Он был уродлив, но в этом не было ничего нового, и женщин это никогда не останавливало. Может быть, виски придаст ему уверенности. Смелость во хмелю. Он выпил.

Проблема была не в нем. Проблема была в Карле. На этот раз она практически вытолкала его за дверь. У него не было выбора. Не трахалась с ним, ничего не делала, просто нету сил, — сказала она. Он не знал, почему. Они поссорились, и он ушел. Значит, нужно кого-нибудь подцепить, так ведь? Сплошной геморрой, потому что для чего нужна женщина, какой смысл жить с женщиной, кроме как для того, чтобы перестать искать других, а он снова в поисках приключений. В поисках, и очень много пьет ради собственного блага.

Значит, в прошлый раз он обидел ее. Был слегка груб. Он не это имел в виду. Можно было подумать, что он всерьез, что у него ум за разум зашел или что-то в этом роде. Иногда он просто увлекался, вот и все. А иногда ей вроде нравились грубости.